Спустя какое-то время вернулся Собота.

– Подала заявление о разводе? – спросил он.

– Мне сказали, что мы какое-то время должны пожить отдельно, прежде чем у меня примут заявление, – соврала она.

– А Юзва? – озаботился старик, – Он уже вернулся?

– Он повел пса в лес. Тренирует его на лесных людей, – сказала она весело, без оттенка былой враждебности к Марыну. А когда она приготовила еду для Хорста и он уселся за стол, сказала:

– Я боюсь, что ты потеряешь Марына, если не исполнишь обещание и не купишь ему женщину. Он ведь здоровый молодой мужчина. Я его не понимаю, но так уж есть, что мужчина время от времени должен иметь женщину.

– Я знаю об этом, но не знаю, где искать такую женщину.

Она сделала вид, что глубоко задумалась и взвешивает разные возможности.

– Я видела его жену Эрику и представляю, каких женщин он любит. В Гаудах, в гостинице, работает официанткой молодая девушка. Блондинка. Кто-то мне говорил, что Марын любит на нее смотреть. Ты должен взять велосипед и поехать в Гауды. Покажи этой девушке пачку денег и вели приехать сюда на ночь. Если ты не сумеешь этого сделать, предоставь это мне. Иначе мы потеряем Марына. Понравится какой-нибудь, и она его у нас заберет. Переедет к ней.

– Я умею покупать женщин, – буркнул Хорст, перемалывая еду беззубым ртом. – Я покупал себе женщин даже из большого города. Чистых, здоровых, ароматных, молодых. Поэтому сделаю так, как ты советуешь.

У Вероники вдруг слегка закружилась голова. Она оставила Хорста и медленно пошла к себе наверх, разделась и легла в постель. Но не смогла заснуть. И не могла не думать о Марыне. Напрасно она старалась понять, отчего все свои мысли посвящает человеку, который с помощью шантажа превратил ее в свою служанку, узнал тайну ее тела и, хотя, возможно, восхищался ею, в то же время брезговал как женщиной покалеченной. «У меня лес тоже отнял душу» – это был единственный ключ, который она находила для своих мыслей и чувств. Таким определением можно объяснить почти все – переменчивость настроений по отношению к Марыну и Хорсту, а также ненависть к Кулеше и беззаботность, с которой она отнеслась к избавлению от нежеланной беременности. Хорст утверждал, что каждый человек, который долго живет в лесу, должен потерять душу, если только он не борется с лесом за свою душу так, как сам Хорст. Марын был здесь недолго. Может, он единственный, вопреки тому, что он говорил, еще сохранил душу и поэтому иногда поступает так странно? Но разве человек, у которого есть душа, может среди ночи сорваться с постели, вытащить из пояса острый и тонкий, как бритва, предмет и пригрозить женщине, что перережет ей горло только за то, что она была слишком любопытна? Разве человек с душой, с совестью и чувством милосердия может выдрессировать собаку так, как это сделал Марын? Что он ответил бы Веронике, если бы она прямо спросила: есть ли у тебя, Юзва, душа и совесть, которые мучают тебя и не дают заснуть? Если же у тебя нет души и чужое несчастье доставляет тебе радость, то скажи, по крайней мере, где, в каком закоулке света и какому дьяволу ты ее продал, за какую сумму, за какое наслаждение?

Утром Юзеф Марын спал. За завтраком Вероника и Хорст не разговаривали. Вероника бросила на Хорста приказывающий взгляд, и он понял, чего она от него хочет. Какое-то время он возился в саду, а потом вывел велосипед и краем леса поехал в Гауды…

Сверкающий светлым деревом ресторан был почти пуст. Официантка, которую он должен был купить для Марына, не понравилась Хорсту. Правда, у нее были длинные светлые волосы, какие, кажется. Вероника видела у жены Юзвы, но она была слишком тощей. Может, она и годилась для того, чтобы подавать глиняные мисочки с супом, рюмки и бутылки коньяка, но в хозяйстве и даже в саду от нее было бы мало толку.

Он заказал бокал самого дорогого коньяка и, когда она ему его подала, сказал свободно, потому что в зале они были одни:

– Я Хорст Собота. У меня самый красивый дом в округе. Ты его наверняка видела.

– Да, – кивнула головой девушка и ждала возле столика, любопытствуя, что хочет ей сказать этот седой старец.

– Это у меня живет человек, который ездит на кобыле с пистолетом на боку.

– Вы говорите о пане Марыне, охотинспекторе? Он здесь временами бывает, – затрепетали ее ресницы. – Но я никогда с ним не разговаривала.

– Ты ему нравишься, – сказал Собота. – Поэтому я приехал.

Она легонько качнула бедрами, с ее маленьких губ слетел тихий смех.

– Отчего он мне никогда не говорил, что я ему нравлюсь?

– Он несмелый. Но очень хочет, чтобы сегодня вечером ты пришла в мой дом, то есть к нему.

– И вас, дедушка, он прислал за этим? – презрительно надула она губки. Собота вытащил пачку денег.

– Поедешь автобусом до остановки Морденги, потом опушкой леса придешь в мой дом.

Она слегка шевельнула бедрами, делая вид, что хочет уйти.

– Я не такая, которую можно купить…

В ресторан вошли двое мужчин, одетых по-городскому. Девушка занялась ими, делая вид, что Соботы вообще не замечает. Но все-таки что-то в ней творилось. Начало действовать разбуженное воображение, движения стали живее, на бледных щеках выступил легкий румянец. Хорст отпил коньяку из бокала и терпеливо ждал ее. Он немного знал женщин и прежде всего знал, что они любопытны. Именно любопытство должно снова привести ее к нему.

Она обслужила тех двоих и действительно подошла к Хорсту:

– Подать вам что-нибудь еще?

– Нет.

– Отчего пан Марын сам сюда не пришел?

– Он упал с лошади и подвернул ногу в лодыжке. Лежит в постели и ждет тебя. Он просил, чтобы я сюда пошел. Он давно уже думает о тебе, потому что ты ему очень нравишься.

– Это он велел показать мне деньги?

– Я сделал это от себя, потому что думал, что ты его не помнишь. Я хотел выполнить его желание и пригласить тебя в свой дом.

Она довольно усмехнулась.

– Я тоже так подумала. Пан Марын не похож на такого, который покупает девушек. Если он какую-нибудь хочет, то берет ее даже силой.

Официантка отошла от столика и снова занялась стаканами. Когда-то отец постоянно бил ее за то, что она с четырнадцати лет спала с каждым, кто подвернулся. Это научило ее осторожности, притворству, маскировке своей жажды.

Она заметила, что Собота опорожнил бокал, и тут же поспешила, чтобы принять от него деньги по счету.

– Я приеду вечерним автобусом. Ждите меня на остановке, потому что вечером я не пойду одна по опушке леса…

Дома Хорст сказал Марыну, заглянув в ванную, где он брился:

– Не уезжай сегодня в лес. Вечером сюда приедет на автобусе одна девушка из Гауд. Она сказала мне, что хочет встретиться с тобой у меня в доме.

– Я и не собирался уезжать. Мне нужно зашить подпругу, потому что она начала рваться. У тебя есть крепкие нитки или тонкий шнурок?

– Я дам тебе дратву, – пообещал Хорст и тут же принес из кухни коробку, в которой держал такие предметы, как шило, дратва, наперсток.

Но прежде чем Марын взялся за ремонт, Вероника подала обед. Для Марына оставался еще большой кусок жареного гуся, которого она купила в деревне. Она присматривалась к Юзва, который ел по-своему – медленно, словно не чувствуя вкуса, и тоже так ела. Она ожидала, что Марын будет расспрашивать Хорста о девушке, но Юзва молчал, словно бы эта история его вовсе не интересовала.

Потом Марын вывел кобылу на луг у озера и выпустил Иво из загородки. Уселся на помосте, положил рядом с собой коробку, полученную от Хорста, и принялся сшивать подпругу. Светило послеобеденное солнце, кобыла спокойно паслась, пес что-то вынюхивал между деревьями в саду, но не слишком удалялся от Марына. Собота открыл двери в большую комнату, которой никто давно не пользовался и которую сам он называл столовой. В ней не было кровати или дивана, только большой буфет из черного дерева, огромный прямоугольный стол и обтянутые кожей стулья с высокими спинками. На полу лежал старый ковер с выцветшим узором. Хорст открыл окна и впустил в комнату теплый, пахнущий лесом воздух, вынул из буфета большую скатерть с бахромой, накрыл стол, на стол поставил бутылку хорошей водки, тарелки, тарелочки, ножи и вилки. Сам занялся приготовлением бутербродов с холодным мясом. Он хотел принять девушку из Гауд как настоящую даму.