— Смотри по сторонам! — напоминала то и дело Карен. — Не забывай о мировом зле!
Я смотрел по сторонам, но мирового зла не видел. Вокруг были в основном животные и мирные на вид посетители.
Продолжая выискивать потенциальные угрозы человечеству, мы миновали сувенирный магазин и подошли к медвежатнику.
С виду он напоминал средневековую крепость. Только в настоящих крепостях окна узкие, а тут — огромные, как в ресторане. Через самое широкое окно, расположившись перед ним как перед телевизором, наружу глядел редкий южно-американский медведь с белыми обводами вокруг глаз. Он с интересом следил за потоком посетителей и иногда очень эмоционально ухал — видимо, потрясенный популярностью зоопарка.
При нашем появлении медведь поднялся со своего кресла-бревна. Уткнувшись в стекло черным носом, он стал смотреть, как Карен дергает рычаг, изолируя выгул от внутренней части медвежатника, а затем открывает дверь зимника.
Помещение зимника даже отдаленно не походило на берлогу. На засыпанном почерневшими опилками цементном полу лежал синий пластмассовый медведь без одной лапы.
Карен опустила ведро и сурово посмотрела на меня.
— Ставлю тебе задачу. Подмети здесь все и засыпь пол новыми опилками. Они в подсобном помещении. Там же метла и бак для мусора. Есть вопросы?
— Никак нет! — Я уже понял, что с ней себя надо вести по-военному.
— Тогда исполняй!
— Слушаюсь!
Карен направилась к выходу, но в дверях вдруг обернулась.
— И не забывай…
— Я помню! — Лицо мое исказила ненависть сразу ко всем врагам человеческого общества. Я выгнул грудь и выпалил: — Мировое зло!
Карен кивнула и вышла наружу.
Вздохнув, я вынес из подсобного помещения метлу и бак для мусора.
Тут через решетку, отделяющую внутреннюю часть медвежатника от внешней, заглянул его обитатель, видимо, надеясь понаблюдать за процессом уборки. Однако, едва я начал мести, помещение наполнилось сухой пылью и медведь, закашлявшись отошел от перегородки. Через пять минут видимость в зимнике сократилась до одного метра. В застлавшем его сухом тумане можно было вешать не то что топор, а целый древообрабатывающий станок. Ища спасения от пыли, я время от времени подходил к решетке и, опустившись на карачки, дышал свежим воздухом. И тогда я видел сквозь решетку медведя, который снова сидел перед окном-телевизором.
Собрав опилки в бак, я выставил его на улицу — дожидаться мусорного трактора, а сам вернулся в зимник. Оставалось совсем немного работы. Я вытащил из подсобного помещения объемистый мешок, развязал его горловину и засыпал пол ровным слоем свежих, вкусно пахнущих опилок.
Плодами моей деятельности Карен, кажется, осталась довольна. Во всяком случае, она не ругалась.
Снова совершив сложную комбинацию из открытий и закрытий различных задвижек, Карен перегнала медведя в чистый зимник, и мы принялись приводить в порядок внешнюю часть медвежатника.
Я собирал объедки и еще кое-что, а Карен мыла окна в стене, огораживающей выгул.
Время от времени я заглядывал сквозь решетку в зимник и видел, что медведь, прижав когтями пластмассового медведя, отгрызает ему вторую лапу.
Карен, моя очередное окно, подозрительно смотрела на проходящих мимо медвежатника людей. Заметив ее взгляд, посетители ускоряли шаг и скрывались в сувенирном магазине.
Завершив уборку медвежатника, мы отправились к бабируссам.
49 (1Бабирусса3(гл.48) (1Кенгуру (гл. 48)
К бабируссам я шел совсем по-солдатски, ать-два, ать-два! Я уже готов был запеть песню «У солдата выходной — пуговицы в ряд…», когда Карен скомандовала:
— На пра-во!
Мы повернули и подошли к зданию с крышей, напоминавшей раскрытую книгу корешком вверх.
— Стой, ать-два!
Я воспользовался передышкой и поставил ведро на землю.
— Теперь ты должен весь превратиться во внимание. Превратился?
— Превращаюсь.
— Ты знаешь, кто такая бабирусса?
— Дикая свинья, — ответил я. — Из Индонезии.
— Правильно. Но кроме того она еще и опасное животное.
Студентам входить к бабируссе категорически запрещается. Во избежание.
— Я тогда снаружи постою.
— Постоишь, — согласилась Карен. — И помоешь окна бабируссника. Вода за углом.
Подхватив бак для мусора и метлу, Карен зашла в зимник.
«Чем же это свинья может быть опасна? — удивлялся я, набирая воду. — Она же не медведь все-таки. Почти домашнее животное. Хавронья».
Размышляя, я намылил окно, нащупал в воде стеклоочиститель и стал им водить по стеклу. Сверху и вниз, сверху и вниз.
«Свиньи в смысле уборки лучше многих, — думал я. — У тигра, конечно, лучше не убираться. А у свиньи, у свинюшечки, у хрюшечки — можно».
Вдруг из глубины помещения выдвинулась какая-то гигантская картофелина и прижалась боком к стеклу.
— Э, э! — постучал я стеклоочистителем. — Не пачкай стекла!
По картофелине, как по морю, пробежала мелкая рябь. Серое тело медленно повернулась, и я увидел рыло, усеянное белыми проростками, какие бывают у зацветшей картошки.
Рыло хрюкнуло и ударило проростками в стекло.
Я шарахнулся в сторону. Стеклоочиститель упал в ведро. Оно повалилось, забрызгав водой стену. Окоченев, я слушал, как бабирусса молотит по окну клыками. Тук! Тук! Всего клыков было четыре.
Вдруг на картофельный бок опустилась желтая метла и отодвинула бабируссу от стекла.
Медленно я подошел к стене, поднял ведро и стеклоочиститель. Нужно было снова идти за водой.
«Медведи, на них хоть смотреть приятно, — думал я, — а эта вся лысая какая-то. Шершавая».
Набрав воду, я продолжил мыть окно. Однообразные движения нагоняли сон. Сверху вниз, сверху вниз.
Вдруг в глубине за витриной снова что-то зашевелилось и поплыло к стеклу. Теперь из темноты выдвинулись сразу два рыла и прижались ноздрями к прозрачной поверхности. Пятачки у них были такими огромными, что их правильнее было бы назвать червонцами. Теперь клыков за стеклом было восемь.
«А ну как они этими всеми клыками по стеклу грянут! — подумал я. —Лучше отойду».
Я отошел — и свиньи тут же отодвинулись в глубину. Я снова шагнул к стеклу — свиньи повторили мой маневр. Я шагнул назад — бабируссы отступили.
«Интересно как! — думал я, двигаясь то к стеклу, то от стекла. — Это они, наверное, территорию от врага защищают».
Мне стало смешно оттого, что бабируссы приняли меня за врага.
Вдруг хлопнула дверь и из нее шагнула Карен с метлой наперевес.
— Зверям нервную систему расшатывать? Это что тебе, игрушки?
Я опустил глаза, горько раскаиваясь в своем поведении. Зря я, конечно, раздражал зверей. Кроме того, стекло осталось недомытым.
Карен покачала головой.
— Это задание могло стать для тебя последним!
— Неужели стекло бы не выдержало? — испугался я.
— Стекло здесь как железо, двадцать миллиметров. А вот я могла сорваться. И получил бы ты у меня тогда за практику букву «F»!
— Нет, нет, — я в ужасе отшатнулся, — хотя бы «D»!
— Посмотрим, посмотрим, — ворчала Карен, запирая дверь бабируссника. — Посмотрим, как ты валлаби накормишь.
Загон белогрудых валлаби из семейства кенгуровых находился на участке, густо заросшим лесом. Пока мы шли туда, Карен объясняла:
— В кормлении валлаби ничего сложного нет. Берешь салат… Ты его, кстати, не потерял?
Я пощупал карман.
— Нет.
— …и разбрасываешь как можно шире по загону. Чтобы всем досталось, и между валлаби не возникло потасовок.
— Потасовок?
— Они же дерутся как боксеры. Встанут на хвост и машут кулаками. Ну, давай, иди.
Осторожно я перешагнул невысокий заборчик кенгурятника и шагнул в лесок.
Сначала валлаби кинулись от меня врассыпную. Но вытащенный из кармана пучок салата заставил их изменить поведение, и они стали стягиваться ко мне, по-кроличьи прижимая лапы к груди.
Следуя приказу Карен, я пошел по загону, разбрасывая листья салата. Но как я ни старался швырнуть их подальше, легкие листья падали у самых моих ног. Едва салат касался травы, из сопровождающей меня толпы сумчатых выпрыгивало какое-нибудь животное, хватало добычу и удирало со всех ног в лесок. Однако через пять минут кормления мне стало казаться, что салат подбирает все время один и тот же валлаби, ведь выглядели они совершенно одинаково.