— И носороги у нас бывают, и леопарды. Но главное, что у нас бывают бонобо. И больше они нигде не бывают!

Томи выжидающе посмотрел на Наянго: не заявит ли он, что бонобо есть и в его стране? Но Наянго угрюмо молчал.

— Однако и у нас, жителей Конго, есть проблемы, — сказал Томи. — Се ля ви!

— Да? — оживился Наянго. – Какие?

— Коридоры, — сказал вдруг Кумар. — Любую проблему можно решить коридорами!

— Коридорами? — удивился Томи. — Наша главная проблема — браконьеры. Как же ты ее решишь коридорами?

Кумар загрустил. Он впервые понял, что хотя коридоры во многом могут помочь животному миру, панацеей их назвать нельзя.

— Человек с ружьем, — воскликнул Томи, — это кровоточащая рана на теле мировой охраны природы! И вылечить ее, я скажу, сложно!

— Сложно, — согласился Мриген, — но можно.

— Как? — удивился Томи.

Мриген прищурился и направил в холодильник указательный палец.

— Бах, бах! — сказал Мриген.

Холодильник, пораженный выстрелом, коротко задергался и затих.

Томи прижал ладони к груди.

— Убийство? — ахнул он. — Нет! Нет! И еще раз нет!

Каждое новое «нет», которое произносил Стоми, звучало громче и тверже предыдущих.

Даже Мриген смутился и отпустил указательный палец.

— Человек не может убить другого человека! — сказал Томи.

— Как это не может? — удивился Мриген.

— То есть может, но не должен. В этом его главное отличие от животных.

Эти слова запали Мригену глубоко в душу. Время от времени на протяжении учебы они перебирались из души Мригена в голову, и тогда Мриген становился задумчивым, уходил на задний двор и долго бродил среди голубых елей.

Иногда оттуда прилетал странный вопрос: «Ба-бах или не ба-бах?»

— Человек своим хорошим отношением к другому человеку должен показывать пример животным, — сказал Томи. — А лучше всех это делает Джейн Ван Лавик Гуддолл. Знаете ли вы этого человека?

— Знаем, — говорю, — знаем мы этого человека, мы ее книжки читали.

Однако по глазам Наянго я видел, что они сроду в эти книги не заглядывали.

Чтобы выручить товарища, я сказал:

— Думаешь, мы не знаем, что она среди шимпанзе в лесу жила и их поведение изучала? Она еще социальной структурой их групп и внутривидовым способом общения занималась. Мы это все хорошо помним, верно, Наянго?

Наянго посмотрел на меня такими огромными глазами, что в них отразилась вся столовая и даже часть кухни.

— Ка-а-анечно! — сказал он.

— Ты нам что-нибудь новенькое расскажи, — поддержал я.

— Вуаля, — кивнул Томи. — Эта героическая женщина основала приют для сирот шимпанзе. Злые люди убивают взрослых обезьян, и детеныши становятся сиротами. Иногда добрые люди находят малышей и приводят в приют.

— А зачем злым людям шимпанзе? — спросил Кумар. — На носорога охотятся из-за рога, на слона, из-за бивней. Но что взять с обезьяны?

— Я тебе лучше не буду говорить.

— Почему?

— Тебе плохо станет.

— Не станет.

— Их едят.

— И все?

— Нет, не все. Из их рук пепельницы делают.

Мягкосердечный Кумар позеленел и поспешил покинуть столовую. Да и мне сделалось как-то не по себе. Кому же от такого станет хорошо? Шимпанзе доставляют нам радость. Мы смеемся над их фокусами в цирке, радуемся, наблюдая в роли киноартистов… И вдруг узнаем, что из их рук делают пепельницы. Если б я думал год, то не смог бы придумать ничего более жуткого.

— На воле бонобо осталось очень мало. А у нас в приюте их уже шестьсот штук скопилось.

— Что ж ты тогда волнуешься? — удивился Наянго. — Когда вырастут, выпустишь их, и опять в природе будет много, как их... бонобов.

Тут Томи так врезал ладонью по столу, что тарелка с овсянкой подскочила передо мной сантиметров на двадцать. Я поймал ее в воздухе и аккуратно вернул на стол. Но этого трюка, к сожалению, никто не заметил.

— Много ты понимаешь! — рассердился Томи. — Над этой проблемой ученые всего мира день и ночь думают и решить ее не могут. А Наянго умнее всех, да?

— Да нет, почему...

— Умнее, умнее. Вон чего предлагает — бонобо выпустить! Обезьян, которых вырастил человек, в природу возвращать нельзя. Потому что они из леса тут же обратно в город прибегут и будут по улицам ходить, еду выпрашивать. Тут-то их злые люди и схватят. Это называется проблемой реинтродукции. Тому, кто ее решит, сразу Нобелевскую премию дадут.

Кумар, который к тому моменту снова в столовую вернулся, сразу стал предлагать решения трудной проблемы. То ли на Нобелевскую премию рассчитывал, то ли так, от чистого сердца.

— Может, людям, которые за обезьянами ухаживают, на себя мешки надевать, — сказал он, — чтобы их было не видно?

— А запах? Обезьяны же запах чувствуют. Компре ву?

— Одеколоном побрызгаться.

— Шимпанзе очень умные, почти как люди. Вот если, Кумар, я надену на голову мешок, духами побрызгаюсь и подойду к тебе, ты что подумаешь?

— Я подумаю, что ты, Томи, с ума сошел.

— Вот и бонобо так же решат. Воспитывать не обезьян надо, а людей. Чтобы они добрее стали.

Тут не только Кумар, но и все остальные поняли, что эту задачу ни за что не решить, поскольку всегда найдется злой человек. Он подумает: «Работы нет. Денег нет. Вот бивни, говорят, много стоят. Не завалить ли слона?». И обязательно завалит, и бивни продаст. А потом еще одного хлопнет. Через десять лет в саванну приедут туристы и не найдут ни слона, ни жирафа, ни антилопы гну. Придется им фотографировать баобабы и местных разукрашенных воинов.

— А как у вас устроен приют? — спросил Кумар, чтобы сменить тему. — Нет ли в нем коридоров?

20

— Тре симпль. Очень просто устроен. Несколько гектаров леса огорожено сеткой и на этой территории живут обезьяны. Но не просто живут, а учатся. Ходят по лесу, растения на вкус пробуют: «Ага, этот тростник мы уже ели, его кушать можно. А это чего? Белена? Вай, мама!». Стошнит их, и больше они уже белену трогать не станут. Так и учатся.

— А если он какую-нибудь сильную отраву съест? — спросил Наянго. — Поганку, к примеру?

— Ва! Поганку! А я зачем? Я ему быстро клизму поставлю и желудок промою. Ведь по профессии я ветеринар.

Так мы и узнали, что Томи ветеринар.

— Вот ты доктор, который зверей лечит, — сказал Кумар. — Так?

— Так, — ответил Томи.

— А не хочешь ли ты еще и доктором наук стать? У тебя ведь готовая тема для диссертации — про обезьяньих сирот.

— Нет, — ответил Томи. — Не хочу.

— Почему? — удивился Кумар. Видно, сам он был не прочь стать доктором наук.

— Потому что некогда. За обезьянами смотреть нужно. Тут выбирать надо — или ты доктор, который диссертации пишет, или тот, который лечит.

— Если правильно выбрать, — намекнул Кумар, — то можно будет на зарубежные конгрессы ездить, лекции читать за бешеные деньги и ни в чем себе не отказывать. Ты подумай.

Томи подумал и сказал:

— Ты чем, Кумар, занимаешься, какими животными?

— Занимаюсь я слонами, но особенно коридорами.

— Вот ты про коридоры диссертацию и пиши.

— Понял, — сказал Кумар и в тот же вечер сел сочинять лекцию о коридорах. Чтобы потом ее читать за бешеные деньги.

Тут новичок, который все это время продолжал слушать музыку, выключил плеер и снял наушники.

— А ты что думаешь о проблеме реинтродукции? — спросил его Наянго, приглашая принять участие в дискуссии. — Может, у тебя есть способ решения этой проблемы?

Новичок вытер губы салфеткой и, скомкав, бросил ее на тарелку.

— Ты это, — ответил он, — фильтруй базар, понял! Я сам крутой!

— А кто ты, собственно, такой? — удивился лесник Наянго.

— Я-то, собственно, Деограция. Знаешь такого?

— Нет, не знаю.

— А ты сам-то откудова будешь?

— Я? Из Нигерии.

— Тогда понятно. Далеко живешь, а то бы знал. От меня вся Уганда тащится, понял?

— Нет.

— Ты че! Я самый крутой рэппер в Уганде! Я Марли на бамбуке играю!