Очень хорошо, — похвалил немец. — Всегда так де лайте. Ауфвидерзейн!
На этом у Славинских обыск закончился, но в деревне он продолжался до двух часов дня. Однако, несмотря на все старания, никаких партизан не обнаружили. Только у шинкарки пани Урсулы в спальне под кроватью нашли неизвестного молодого человека, но при проверке он оказался немецким ефрейтором, сбежавшим из воинского эшелона, который на прошлой неделе проследовал на фронт через ближайшую железнодорожную станцию. Дезертира эсэсовцы арестовали, у шинкарки выпили все вино и опустошили склады, а шинок приказали закрыть на три месяца. В два часа дня каратели, а вместе с ними и начальник полиции Дубовский покинули деревню Камень-гура.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Станислав Славинский, младший сын пани Франтишки, поступил служить в полицию по заданию местной подпольной антифашистской организации, которой руководил его отец, бывший сельский учитель Онуфрий Славинский. В задачу Станислава входило предупреждение подпольщиков о возможных обысках и арестах, а также получение различной информации, необходимой для развертывания антифашистской работы в глубоком тылу у немцев. Сын выхлопотал Онуфрию разрешение на рыбную ловлю для «розничной торговли на дому, что давало возможность в любое время дня и ночи беспрепятственно переплывать на лодке Вислу, что было очень важно для поддержания прочной связи с центром, который находился в городе Красьнике на правом берегу Вислы. Славинский часто перевозил с одного берега на другой партизанских связных и других Нужных людей. То, что обыск в деревне Камень-гура оказался безрезультатным, было прямым следствием тайной работы этой организации. О предстоящем обыске в деревне Станислав узнал из телефонного разговора поручика Дубовского с немецким комендантом. Об этом он немедленно сообщил отцу, а тот, еще накануне, предупредил членов своей организации. Поэтому все, что надо было скрыть от Немцев, ночью было либо вывезено из деревни, либо надежно припрятано.
Примерно через час после того, как последние грузовики с эсэсовцами покинули деревню, пани Франтишка зашла с фонарем в закут, прогнала ленивого борова, разгребла солому и потянула кончик веревки, тщательно спрятанной под ней. Где-то внизу зазвенел звонок, и тут же Легко откинулась крышка люка. Освещая себе дорогу фонарем, пани Франтишка спустилась по деревянной лестнице в подземелье.
— День добрый, пане полковник! День добрый, пане доктор! — приветствовала она двух мужчин.
Полковник Турханов — а это был он — при виде приветливой хозяйки вскочил на ноги, поцеловал ей руку. То же самое проделал и человек, которого Франтишка назвала доктором. Это был действительно врач: Славинские пригласили его для лечения командира партизанского отряда,
— Вы, наверно, умираете с голода. Швабы ушли, собаку я спустила с цепи. Теперь можете выйти. Идемте, я вам приготовила поесть, — пригласила хозяйка.
Турханов не помнил, как попал в это убежище, которое члены подпольной организации называли «малиной».
В то утро, когда батальон Армии Людовой и отряд советских партизан переправлялись через Вислу, Онуфрий с сыном как раз вынимали сети и оказались свидетелями обстрела немецкой артиллерией хвоста партизанской колонны. Они хорошо видели, как один из снарядов разорвался позади командира, стоявшего возле лошади. Когда рассеялся столб дыма и пыли, лошадь и ее хозяин уже лежали на земле.
Как только немцы прекратили обстрел и ушли, Славинские подбежали к тому месту, где упал командир. Лежал он на спине, весь в крови. Но когда его вытащили из-под убитой лошади, выяснилось, что он жив и даже не ранен, а только оглушен и потерял сознание. Его быстро перенесли на лодку и доставили в этот погреб, привели в сознание, а вечером Станислав привез из города врача; давно связанного с подпольщиками. Контузия оказалась серьезной. Целую неделю полковник не мог вставать с постели. Однако опытный врач поднял его на ноги. Правда, ему еще требовался полный покой, он заметно заикался, но, учитывая сложную обстановку, врач согласился «выписать» его из «госпиталя» с условием соблюдения определенного режима, хотя, по правде говоря, никто не верил, что это осуществимо.
Связные, посланные Славинским на поиски Интернационального отряда советских партизан, вернулись еще вчера и доложили, что через штаб третьего обвода Армии Людовой им удалось установить местонахождение отряда, но партизаны по неизвестной причине не только не пустили их на территорию своей базы, а даже отказались вести с ними переговоры. Это удивило Турханова, и он решил как можно быстрее ехать в отряд. Подпольщики сказали, что нашли безопасный путь и по лесным тропинкам могут доставить его за две ночи к передовым постам партизан. Владимир Александрович с благодарностью принял это предложение и, тепло попрощавшись со Славинскими, выехал из деревни в сопровождении трех вооруженных подпольщиков.
Боевое охранение партизанской базы со стороны селения Смелово встретило их на открытой местности, у подножья крутой горы. Турханов по достоинству оценил прекрасную позицию, которую заняло боевое охранение. Партизан, замаскировавшихся на опушке густого елового леса, совершенно не было видно даже с близкого расстояния, их же наблюдатели своевременно могли заметить всех приближающихся к лесу, так как окрестности хорошо просматривались.
— Стой! Кто идет! — окликнули конников, когда они подъехали к лесу метров на сто.
Полковник узнал голос. Он принадлежал бойцу второй роты Ятманову, который в Яновских лесах не раз стоял часовым у штаба.
— Свои, — ответил Турханов по-чувашски. — Ятманов, или ты не узнал меня?
Крайний кустик зашевелился, и через мгновение на открытое место выскочил вооруженный человек.
— Товарищи! — закричал он, размахивая рукой. — Товарищи! Приехал командир! Полковник жив!
— Турханов жив! — послышались радостные голоса, и опушке леса появились еще человек десять.
Кавалеристам пришлось сойти с лошади. Первым прибежал Ятманов. Он хотел отрапортовать, как полагается по уставу, но Турханов не выдержал — обнял бойца, горячо прижал его к груди, как самого близкого друга.
Командир боевого охранения выделил проводника, и через полчаса Турханов был уже в штабе. Его появление обрадовало всех. Только капитан Савандеев чувствовал некоторую скованность: не представлял себе, как воспримет полковник неприятные новости, которые придется ему сообщить.
— Н-ну, как в-в-вы тут бе-без м-меня? — сильно заикаясь, спросил командир отряда. Потом, заметив, с каким удивлением посмотрели на него товарищи, добавил: — Не обращайте внимания. Это от контузии. Скоро п-п-пройдет. Расскажите, что у вас нового?
Все повернулись к Савандееву. По старшинству он должен был доложить о состоянии дел. И. капитан подробно рассказал, что произошло в отряде после переправы через Вислу.
Т-так, — вздохнул Турханов. — Значит, Айгашев отказался подчиниться п-п-приказу о присоединении роты к отряду. Этого можно было ожидать. П-п-придется прекратить переговоры через связных и выехать к нему кому-нибудь из ответственных к-к-командиров.
Я давно предлагал, чтоб послали к нему меня с десятью бойцами, но товарищи не согласились, — глядя на Савандеева, сказал Соколов. — Самый правильней выход из положения — арестовать Айгашева.
— Зачем же п-предлагать? — спросил Турханов. — Ты — заместитель командира отряда, по-поэтому в интересах дела мог действовать самостоятельно. — Это я его удержал, — признался Савандеев. — Айгашев объявил себя командиром отряда. Мне казалось, что его арест люди могут воспринять как борьбу за пост...
— Вот это уж напрасно, — укорил его полковник. — В таких случаях надо д-действовать решительно. Люди, подобные Айгашеву, при отсутствии надлежащего контроля могут натворить все, что угодно. Заготовьте п-приказ о его аресте. Я думаю, п-приведут его в исполнение товарищи Комиссаров и Соколов.
Против этого никто не возразил.
Я не вижу товарища Яничека. Где он? — спросил полковник после того, как приказ был написан.
