— А мы собрались на вечеринку по случаю дня рождения моего крестного. Ему уже двадцать один год, — похвалилась третья. — Пошумим в «Савое». Там по крайней мере хорошо готовят.

— А вы куда отправитесь? — вдруг спросил кто-то. Обернувшись, она увидела перед собой высокого и крепкого человека с плутовской улыбкой. Он смотрел ей прямо в глаза.

— В Сайон-парк, — ответила Джеки.

Он чуть повел бровью, и улыбка его стала его шире.

— В Сайон-парк? И мне туда же. Какое совпадение, не правда ли? — После секундной паузы он тем же уверенным голосом спросил: — А на чем вы туда доберетесь?

Джеки была ошарашена его прямолинейностью. Она много лет прожила в Англии и успела привыкнуть к тому, что здешние мужчины всегда предпочитают долго крутиться вокруг да около и выражают свои мысли туманными намеками. Ни один англичанин не спросил бы сразу о том, на чем она поедет в Сайон-парк. Они некоторое время неловко переминались бы с ноги на ногу и нервно теребили золотые запонки на манжетах (подобное замечалось как-то за принцем Чарльзом), а потом, обводя взглядом комнату, робко спросили бы:

— Который тут ваш муж?

Однако сейчас перед ней стоял не просто англичанин, а прежде всего сильная личность. Этот человек мало того что сразу почувствовал, что она здесь одна, но и, похоже, решил предложить подвезти ее.

— Меня ждет машина, — ответила Джеки, тут же пожалев об этом. В конце концов перед ней сейчас стоял удивительно привлекательный мужчина и ей очень хотелось узнать, кто он такой.

— Жаль. Но ничего, там увидимся, — сказал он.

В этот момент кто-то привлек к себе его внимание и, небрежно кивнув ей на прощание, он ушел. Джеки смотрела ему в спину и чувствовала, что этот человек успел взволновать ее, несмотря на мимолетность их общения. Он обладал сексуальностью, и осознание этого беспокоило ее. Когда Ричард бросил ее, она твердо решила, что больше никогда не допустит, чтобы мужчина причинил ей душевную боль. С тех пор она неизменно пряталась под приветливым, но вместе с тем холодным и непроницаемым поведением, благодаря чему мужчины при общении с ней держали дистанцию. Хорошо Кипу говорить, что ей бы недурно вновь выйти замуж. Он-то не знает, что такое сердечная боль. Понятия не имеет. А Джеки вот довелось испытать… На всю жизнь запомнила ту свою адскую муку, ощущение гигантской кровоточащей раны. Еще не забыла, как тогда потеряла уверенность в себе и чувствовала себя униженной. Она на себе узнала, что такое разбитое сердце и неизбывное отчаяние. И твердо решила, что больше ничего подобного в своей жизни она не допустит.

И все же… Порой Джеки тосковала по любви, страстно хотела вновь испытать какое-нибудь романтическое увлечение, особенно в дни, когда чувствовала себя одинокой.

Она неспешно прогуливалась по залу, встречаясь со старыми друзьями и знакомыми, не выпуская, однако, из виду темноволосую голову, возвышавшуюся над всеми остальными.

Часы показывали почти восемь. Пит уже, конечно, припарковался среди множества «роллс-ройсов» и «бентли» на Брук-стрит. Вздохнув, Джеки попрощалась с устроителями коктейля и в последний раз обвела глазами комнату. Загадочного незнакомца нигде не было видно. Только сейчас она осознала, что даже не спросила его имени.

Джеки медленно шла по широкой и длинной гравийной аллее в сторону шатра, поражаясь силе воображения тех, кто оформлял этот бал, устраивавшийся в честь первого выезда в свет Банти Лоусон, девушки, окрещенной уже в газетах «дебютанткой года». Вдоль аллеи, по обе ее стороны, тянулись высокие колонны с венчавшими их резными каменными урнами, излучавшими удивительное сияние: на лица трех сотен приглашенных гостей, направлявшихся ко входу в шатер, оно отбрасывало фантасмагорические блики. Здесь были юные девушки в воздушных платьях из тюля, кружев и шифона, а также зрелые женщины в роскошных атласных и парчовых нарядах, украшенных сверкающими драгоценностями. Все смеялись и были очень оживлены.

Завороженная зрелищем, Джеки перешла на другое место, чтобы полюбоваться со стороны. К ней тут же присоединился Билл Гласе, фотограф, профессиональные качества которого она ценила очень высоко.

— Ловко придумано, правда? — заметил он весело. Билл посещал за год в среднем до шестисот различных приемов, и это ему никогда не надоедало. Он постоянно пребывал в прекрасном настроении. Весел, остроумен, обаятелен. Но для Джеки всего важнее было то, что он отличался пунктуальностью и всегда сдавал снимки вовремя.

— Как у них так получилось? — спросила она, любуясь сказочным красным дымом, который витыми клубами поднимался из колонн.

При всех своих достоинствах Билл имел лишь один недостаток: был до безобразия прозаичен.

— Очень просто, — с усмешкой отозвался он, поправляя на плече ремень от фотоаппарата. — Они вкрутили туда красные лампы, накрыли их проволочной сеткой или чем-то в этом роде и набросали сверху сухой лед.

— Прелесть какая.

Он кивнул в сторону шатра.

— Это еще что, ты внутри не была… Вот это я понимаю — оформление! Могу себе представить, во сколько оно им обошлось.

— А что, красиво?

— Не то слово. Они наняли главного театрального декоратора и назвали шоу «Летняя мечта».

Джеки улыбнулась. От Билла всегда можно было почерпнуть немало полезных подробностей.

— Кто-нибудь из шишек уже прибыл? — спросила она.

— Пока нет, но я смотрю в оба. Ожидается появление нескольких знатных персон. — В эту минуту мимо них под руку с представительным джентльменом прошла красивая женщина в голубом платье Наряд ее украшала ослепительная бриллиантовая тиара с сапфиром и ожерелье. — Сего-о-дня все на тиарах помеша-а-лись! — тоненьким голоском пропел Билл мотивчик из популярного старого мюзикла. — Клянусь мамой, на этом балу далеко не одна леди Атертон блеснет таким украшением.

— В таком случае я буду смотреться бедной родственницей, — со смехом проговорила Джеки. — Наверно, это фамильные драгоценности. Тиара очень красивая, правда?

— Да и сама леди Атертон ничего…

Если Джеки знала в лицо весь высший свет начиная с того времени, как она приехала с родителями в Лондон, то Билл знал его начиная с довоенных времен. Многих известных аристократов он фотографировал еще в те дни, когда они ходили под стол. Затем освещал их первый выезд в свет, свадьбы и замужества, а позже его приглашали на крестины их детей. Ныне же нарождалось уже третье поколение, а Билл был все так же энергичен и по-прежнему посещал многочисленные приемы, семейные праздники и памятные годовщины. Во всей Англии, наверно, больше не было другого такого плодовитого и «долгоиграющего» фотографа.

— Пойду гляну, кто уже здесь, — сказала ему Джеки. — Все говорит за то, что это будет бал года, и я не хочу ничего упустить.

— Как войдешь в шатер, справа от тебя будет бар с шампанским, — деловито сообщил Билл.

— Спасибо. Мне сегодня пришлось слишком мною пить апельсинового соку, пора перейти и на что-то более крепкое.

Джеки дошла до конца широкой аллеи, миновала арку, украшенную свежими астрами и белыми атласными лентами, и наконец вошла в шатер, где в окружении белых цветов сама Банти Лоусон приветствовала прибывающих гостей.

— Добрый вечер, — весело поздоровалась она с Джеки. — Как я рада, что вы пришли!

Это была высокая девушка с умным лицом, которая твердо решила выучиться на адвоката, но пока что наслаждалась годичным академическим отпуском, взятым для того, чтобы «исполнить светскую обязанность», как она смущенно говорила университетским подружкам, не являвшимся дебютантками.

— Если по праще, это все мамина затея, — заверяла Банти. — Для меня же это — тоска зеленая.

Тоска или нет, но к грядущему светскому сезону в семье готовились как к серьезной военной операции. Весь октябрь и ноябрь мать Банти посещала званые завтраки, дабы как следует сойтись с мамами других дебютанток и потенциальных женихов. В феврале и марте уже сама Банти ежедневно устраивала званые чаепития или принимала приглашения от других, таких же как она. Это время прошло под знаком знакомства дебютанток между собой. В апреле начались коктейли, и тогда впервые на них появились молодые люди. Теперь на дворе стоял июль и несколько вечеров в неделю устраивались балы. В основном они проходили по пятницам и субботам у кого-нибудь дома, в загородном имении, и приглашенных на таких мероприятиях неизменно бывало по нескольку сотен. Большинство девушек смотрели на все это как на развлечение, после которого они угомонятся, вернутся к занятиям и затем к карьере. Но были и такие, кто считал, что балы да коктейли и есть их жизнь, которая будет продолжаться вечно, коль скоро ты достигла совершеннолетия. Однако светский сезон заканчивался, они переставали быть дебютантками, и реальная жизнь заставляла их опуститься с небес на грешную землю. И приземление это, как правило, оказывалось не из приятных.