- Вы замечали за собой тот факт, что вы слишком много курите?! – спросил психолог.
- Я курю, когда нервничаю. В любой другой момент я могу отказаться от этого. – невозмутимо сказала Ева.
- Даже сейчас?
- Я же сказала, что я нервничаю.
- Почему вы нервничаете?
- Слушайте, откуда мне знать? – снова с недовольством стала говорить Ева, - Вы сказали мне, чтобы я рассказала вам все подробнее. Я рассказала, что смогла. Что еще вы от меня хотите? Какого хрена я здесь делаю?
- Успокойтесь, Ева. Мы пытаемся решить вашу проблему…
- У меня нет никаких проблем!
- Нет, есть. Вы расстроились, Ева. Вы своевольно ушли с показа. Вопреки собственным профессиональным убеждениям. Это не свойственно вам. Расскажите мне, что именно произошло с вами. Тогда я смогу помочь вам.
- Вы в той же структуре, что и Жипам?
- Разумеется.
- Извините, но вам не придется отчитываться перед ним.
- С чего вы взяли, что я буду отчитываться перед мсье Жипамом?
- А как же? Вы с ним одной упряжки, видимо.
- Ева, я – психолог. Я не модельер и не ваш менеджер. Я врач и у меня существует врачебная этика. Все то, что вы мне расскажите, останется между нами. Я здесь, чтобы помочь вам, а не мсье Жипаму. Ваше недоверие ко мне не уместно, Ева.
Ева молча курила, глядя на женщину напротив, и размышляла. Сделав пару затяжек, она сказала:
- Хорошо. Что именно вы хотите узнать?
- Во время нашей беседы, вы акцентировали свое внимание на своей двуполости. Данная проблема…
- Проблема? Это не проблема для меня! Это мое преимущество! – перебила Ева с гордым видом.
- Извините. Вы считаете это своим преимуществом?
- Да.
- Почему вы так считаете?
- Как это «почему»? Благодаря этому я добилась признания и славы. Мой образ становится образом культуры. А все то дерьмо, направленное в мой адрес, лишь содвигает меня действовать.
- Понятно. Тогда у меня такой вопрос: Вам легче идентифицировать себя как женщину? Или как особь бесполого происхождения?
- Не знаю, какое это имеет значение. Я вне гендера. Я размываю его границы. Я что-то вроде современного Иисуса Христа, который стоит на Парижской голгофе и кровоточит своими словами: «Все свободны! Нет дискриминации! Нет мужских и женских имен! Я – ваш идеал! Я и Ева, и Адам в одном теле! Я – идеал!».
- Ева Адамс – настоящее имя?
- Настоящее.
- То есть, так вас звали при рождении?
- Нет. При рождении мне было дано другое имя.
- Какое? Если не секрет?
- Секрет. Это не касается темы нашего разговора.
- Возможно, имеет. Вы не хотите разговаривать о детстве. У вас явный комплекс, связанный с вашим детством.
- Я не хочу о нем говорить.
- Тогда мы не сможем ничего добиться.
- Тогда вы плохой психолог. И мне у вас делать нечего.
Ева показательно потушила сигарету в пепельнице и встала с дивана, направляясь к выходу. Психологу стало ясно, что Еве надоело все это, и что она не раскроет свою душу ни под каким предлогом. Ей хотелось лишь обезопасить Еву от того, что она успела разглядеть в ней. И она успела крикнуть Еве, открывающей входную дверь, дабы покинуть эту комнату:
- Постойте, Ева! Я должна вам кое-что сказать!
Оставшись в дверном проеме, Ева глянула через плечо и сказала с важным видом:
- У вас 30 секунд.
Время пошло. Женщина не стала тратить время.
- Я должна сказать вам это, Ева. Чтобы обезопасить вас от собственных амбиций. Не гонитесь за ними. Они вас погубят. У вас мания величия. Вы пытаетесь убежать от чего-то, к чему-то более стоящему, как на ваш взгляд. При этом вы храните травмы детства. Они всегда в вашем уме. Вы живете с чувством долга. На самом деле же все просто. Вам нужно разобраться в себе. Кто вы есть на самом деле. Направьте эго в общество. Самовлюбленность лишь во вред. Вы чувствуете себя Господом. Поэтому и сорвались на показе. Вы боитесь, что кто-то займет только что занятое вами место. Место мнимого Бога на земле. А вам придется разочароваться в себе. Ибо только тогда вы узнаете свои маски. – говорила она с принуждением в глазах, - Но хочу уверить вас, Ева. Не бойтесь. Не бойтесь быть собой. Скажите себе правду, стоя перед зеркалом. Я знаю, вы проводите перед ним достаточное количество времени. Достучитесь до себя. И вы поймете, кто вы.
Ева выглядела задумчивой. Ее немного сбило столку такое откровение психолога. Ей нечего было сказать. Она чувствовала мелкую дрожь на своей коже, будто психолог говорил правду, и Ева узнавала себя в ее словах. Но сделав ироническую улыбку, она лишь сказала:
- Вы во истину плохой психолог. – и покинула комнату без капли эмоции.
Вытерев лицо и зачесав волосы назад после вечернего, горячего душа, Ева подошла к зеркалу в своих богатых парижских апартаментах, и стала всматриваться в свое лицо. Она смотрела так, как всегда любила это делать. Лишь некая опаска пробежала в ее взгляде, который отвечал ей в зеркале: «Это я. Это и была я. Остальное мне всего лишь казалось».
Она приложила свою ладонь к правой щеке и нежно приласкала себя. Затем, сделав довольный вид, она умильнулась. Ее губы вытянулись в сумасшедшую улыбку. Они словно засмеялись. Про себя.
XXIX Глава
Париж
1993 год
- Черт, где же она?
- Мсье Жипам, успокойтесь!
Мужчина лет 45-ти на вид, средней фактуры, с седеющими волосами на голове, не находил себе места от нервов. Молодой женоподобный метис пытался его успокоить.
- Она должна была прийти еще 20 минут назад! Где она? С минуты на минуту начинается показ!
- Мсье Жипам, она успеет. Вот увидите!
- Мне бы твоя уверенность, Карлито.
Мсье Жипам, он же Оливье, достал из кармана своего модного пиджака кусочек дорогой ткани бордового цвета и провел по своему лбу. Молодой Карлито, выглядев спокойным, смотрел на него своими экзотическими глазами и сам внутри себя пытался обладать собой.
- Вы же не думаете, что она позволит себе не прийти на столь важный показ? – говорил он Жипаму.
- Надеюсь. Ибо последним временем она может позволить себе все, что угодно. – обреченным голосом отвечал Оливье.
Из соседних помещений стали доноситься оживленные голоса. Они называли имя Евы, что сулило ее приход. И через несколько секунд она явилась пред глазами менеджера.
- Боже, Ева! Где тебя носило! – встретил восклицанием Еву Оливье, словно скинув груз с плеч.
- Я не Боже! – спокойным тоном сказала Ева, окруженная различным персоналом.
Она уселась на стул перед зеркалом и сказала:
- Быстрее. Сделай мне макияж, папа Карло! Сколько у нас времени, Оливье?
Карлито покорно бросился делать Еве макияж. Оливье, со свойственной ему эмоциональностью, стал разлаживать Еве все по полочкам.
- До показа 5 минут, Ева! Ты в своем уме? Зачем ты меня так подставляешь? И не только меня! Ты подставляешь модный дом и дизайнеров, которых представляешь! По-твоему Валентино был бы рад, не увидев тебя на показе? Ты лицо коллекции! Это осень-зима 1993-1994, а не фотосессия в уборной. А ты так безрассудно к этому относишься! Ты думаешь, тебе все можно? Так что ли?
Пока Оливье читал уже привычные для Евы лекции, Карлито завершал свою магию на лице Евы. Оставалось лишь чуть поправить прическу.
- Да-да. Я слышала это уже миллионы раз! Я знаю, Оливье. Хватит на мозги мне капать! – невозмутимо говорила Ева.
- Ладно, закончили. Только, родная, пожалуйста, постарайся так больше не делать. Я за тебя головой ручаюсь.
- Не волнуйся, солнце! Все будет шик! Вот увидишь! – говорила Ева.
- Все готово. – подоспел Карлито, в очередной раз убедив всех в своем профессионализме.
- Отлично! – сказал Оливье в ответ на слова Карлито, после чего продолжил, - Давай, быстрее! Быстренько надевай свое первое платье. Ты помнишь последовательность?! Отлично! Все, как и обычно. Ты и без репетиции справишься! Удачи! – подгонял он Еву.