— Что-то Иван задерживается, я попросила его немного погулять, пока вы переоденетесь, а он вовсе пропал, — сказала она.

— Что с ним может случиться, здесь же никого нет, — успокоила я. — Так что вы говорили о мужской подлости?

— Ах, милая, все мужчины одинаковые и не стоят даже доброго слова, — вздохнула она, — одним словом, — Елена Павловна, не договорила, с тревогой посмотрела на окружающие поляну кусты, и потеряла нить разговора. — Может быть, он далеко ушел и заблудился?

— Ну да, в трех соснах, — пробурчала я. — Здесь негде теряться.

Мы попытались продолжить разговор, но он больше не клеился. Елена Павловна волновалась все больше и откровенно трусила. Я решила, что вместо того, чтобы волноваться и ждать, нужно пойти в лес и посмотреть, куда он пропал, и на всякий случай вытащила и уложенного в сундучок сюртука пистолет.

— Зачем это? — испугано, спросила Елена Павловна, со страхом глядя на пистолет. — Уберите скорее, вдруг он выстрелит!

— Не выстрелит, — успокоила я, — пойдемте искать вашего Ивана. Не нравится мне, когда пропадаю люди!

— Наверное, он просто заснул, — сказала она, не сводя тревожного взгляда со «смертоносного оружия». — Нужно его просто позвать!

— Не стоит, — ответила я, чувствуя противный холод страха под ложечкой. — Лучше не поднимать шума. Он не мог далеко уйти!

Удивительно, но как только я надела платье, у меня сразу же появилась какая-то женская робость. Если в мужской одежде, я бы вошла в лес без колебаний, то теперь, в платье, чувствовала себя беззащитной. Однако, пересилив страх, заставила себя пойти впереди своей спутницы. Мы пробрались сквозь кустарник и двинулись в том направлении, куда ушел кучер.

— Иван, ау! — не выдержав, крикнула Елена Павловна. — Отзовись!

— Тише, не нужно кричать, — попросила я, пытаясь по траве понять, куда он мог направиться.

Она была примята совсем недавно, так что следы были достаточно явственные, и я без труда определила направление. Елена Павловна шла следом и что-то недовольно бормотала под нос. Не знаю зачем, но кучер сразу же пошел вглубь леса, и там я потеряла его след.

Мы потоптались на месте, обошли почти все деревья, но Ивана не обнаружили.

— Ну вот, теперь и мы заблудимся! — сказала Елене Павловна, когда я остановилась, не зная, что делать дальше. — Может быть, все-таки лучше его позвать?

— Думаю, это бесполезно, — ответила я, и увидела мужскую ногу в рыжем сапоге, торчащую из-за толстой березы. — Да вон он лежит!

— Где! Господи, что с ним такое! Скорее, скорее! — подхватилась товарка и бросилась к лежащему человеку.

За деревом ничком, лицом прямо в крапиве, лежал не наш кучер, а незнакомый мужчина, одетый в мещанское платье. Его ноги в стоптанных сапогах были широко разбросаны в стороны. Никаких ран на спине или затылке я не увидела. На нашего кучера он совсем не походил.

— Это не Иван, — воскликнула Елена Павловна, и дрожащим голосом, спросила, — его что, убили?!

— Не знаю, — ответила я, наклоняясь пред телом, — сейчас проверю.

— А где же Иван? — задала она обычный в такой ситуации вопрос.

— Мертв, но еще не остыл, — не ответив, сказала я. — Этого еще только не хватало!

— Мне страшно, — поделилась со мной спутница, — а как вы думаете, Иван жив? Может быть, он просто заблудился?

— Не знаю, но боюсь… Вы этого человека раньше никогда не видели?

Однако Елена Павловна уже не могла говорить, она плакала, зажав платком рот. Я взяла ее за руку и насильно повела назад. Впрочем, отойти мы успели всего на пару десятков шагов, и наткнулись на следующее тело, теперь уже нашего кучера. Он, в отличие от незнакомца, лежал на спине, широко раскинув руки. Над его животом расплылось кровавое пятно. Елена Павловна вскрикнула, зарыдала и побежала в сторону поляны. Я осталась на месте и наклонилась над Иваном. Когда я притронулась к его шее проверить пульс, он открыл глаза, посмотрел на меня и виновато сказал:

— Вот такие дела, барышня! Подрезал меня ирод!

— Елена Павловна, — позвала я, — помогите мне!

— Нет, не могу, я боюсь! — откликнулась она издалека. — Давайте уйдем отсюда, а то нас тоже убьют!

Я сама попыталась приподнять кучера, но он оказался для меня слишком тяжелым. Нужно было как-то выходить из положения и донести его хотя бы до кареты.

— Иди сюда, дура, он жив! — закричала я на свою нервную товарку.

Ругательство подействовало, и она медленно приблизилась. Выглядела она взволнованной, но не очень испуганной.

— Он ранен в живот, его нужно отсюда вынести! — сердито сказала я. — Помогите мне, я одна не справлюсь!

— Жив? — спросила она, приближаясь. — Действительно дура, чего я так испугалась!

— Живой я, — ответил кучер, с трудом ворочая языком. — Вы мне только помогите подняться, я и сам дойду.

— А кто тот человек, что ему от тебя было нужно? — спросила Елена Павловна, удостоверившись, что Иван и правда жив.

— Не знаю, он мне не говорил, напал сзади, а там уж как получилось. Сам-то он ушел?

— Нет, похоже, ты его убил, — ответила я. — Не бойся, мы тебя вытащим!

— Я и сам смогу дойти, — сказал он, закрывая от слабости глаза.

В то, что он сможет передвигаться сам, я не поверила, но когда мы все-таки его подняли, он сумел устоять на ногах. Рана на его животе снова начала кровоточить, что едва не повергло Елену Павловну в обморок. Однако все кончилось благополучно. Общими усилиями мы добрались до кареты и положили его на ковер. Дальше я занялась врачеванием. Получилось это у меня значительно ловчее, чем в случае с Николаем Ивановичем. Видимо, сказывался полученный опыт. Первым делом я сняла с него армяк и рубаху.

Убийца, скорее всего, пытался ударить его в сердце, но промахнулся и нож попал между нижними ребрами. Я не очень знала, что делать в таком случае, но вспомнила, что делал муж и решила рану продезинфицировать и зашить.

В кучерском загашнике под козлами нашлась водка. Я вытащила зубами пробку и просто плеснула жидкость на рану. Иван закричал и потерял сознание. Это было очень кстати, зашивать рану мне пришлось простой иголкой.

Думаю, не стоит подробно рассказывать, что я испытала пока «штопала» живого человека. Мне временами было так дурно, что я с трудом удерживалась, чтобы не свалиться рядом с раненым. Елена Павловна вообще спряталась в кусты и боялась оттуда даже выглядывать.

Во время операции раненый лежал без сознания, очнулся только тогда, когда я влила ему в рот немного водки.

— Ты чего сделала, коза? — закричал он, хлебнув «живой воды». — Я думал, у меня от боли зенки на лоб вылезут!

— Так нужно было, чтобы у тебя не было Антонова огня, — не обидевшись на «козу» объяснила я. — Как ты себя чувствуешь?

— Сам не пойму, на каком я теперь свете, на том или еще этом, — успокаиваясь, ответил он. — Сильно меня гад поранил?

— Не знаю, главное, что в живот не попал, ты не бойся, даст бог, все обойдется, — не очень уверено сказала я. — Но тут оставаться нельзя, нужно ехать к людям.

Иван тоскливо посмотрел на нас с Еленой Павловной и покачал головой:

— Я встать не могу, а ты хочешь, чтобы лошадьми правил!

— Я вас сама как-нибудь довезу, — решилась я, и попросила, — отвернись, мне нужно переодеться!

— Что вы делаете? — растеряно спросила Елена Павловна, когда я начала снимать недавно надетое платье.

— Снова превращаюсь в мужчину, — ответила я, торопливо раздеваясь. — Сидеть на козлах в чепчике будет просто неприлично.

— А вы что, действительно собираетесь править лошадьми? — испугано спросила она. — А вы умеете?

— Умею, — приврала я. — Нам не впервой…

С одной лошадью, когда жила в деревне, я справлялась легко, а вот как управлять тройкой, знала не твердо.

Главное, это их запрячь, а там уж как-нибудь, справлюсь, уговаривала я себя. Если кучера могут, то почему не смогу я!

Переодевшись, я сразу взялась за дело. Однако лошадь, к которой я подошла, сердито на меня покосилась и угрожающе махнула головой. Мне стало не по себе, но я пересилила страх и погладила ее по шее. Удивительно, но она сразу успокоилась. Я взяла ее за недоуздок и подвела к карете.