— Значит, вы полагаете, мне не на что надеяться?
— Никогда не надо терять надежду, — вздохнула Сильви.
— У вас есть идея?
— Надо отрицать…
— Хорошо, но что это даст?
— Вам удастся заронить сомнение в души некоторых присяжных.
— Гм, вы сами-то в это верите? Суд меня изобличит…
— Но это единственная возможность.
Я с отвращением смотрел на белесые стены моей камеры, испещренные надписями — дурацкими, как и все надписи на стенах.
Как мне могло казаться, будто это помещение действует на меня успокаивающе? Оно внушало мне ужас. Оно напоминало гроб без крышки! Большой гроб, в котором я начинал знакомиться со смертью.
Здесь, в камере, не было ничего реального и живого, кроме этой маленькой черноволосой женщины, застенчивой и безвкусно одетой… Да, только ее взгляд, напряженный и грустный…
— Сильви!
Я упал перед ней на колени. Прижался мокрым от пота лбом к ее юбке. Ткань пахла новым сукном. Сильви вздрогнула, сделала движение, чтобы меня оттолкнуть… Но не оттолкнула. И я вдруг осознал, кем являюсь для нее. Я был больше, чем ее первый «крупный» клиент. Я был, если можно сказать, ее первый мужчина.
Огромная надежда переполнила мое сердце. Я вновь услышал коварный голосок, месяцами нашептывавший мне пагубные советы.
«Берни, если ты с умом возьмешься за дело, эта девушка может помочь тебе спастись».
Я должен показать все свои возможности, поставить все на карту.
— Послушайте, Сильви…
— Встаньте, если кто-нибудь войдет…
— Если кто-нибудь войдет, мы услышим… Послушайте, в последнее время я лелеял безумную мечту. Я надеялся, что меня оправдают… И тогда я предложил бы вам уехать вместе со мной далеко отсюда, чтобы помочь мне искупить свою вину.
Может, это было чересчур? Все-таки она не ребенок; наверное в студенческие годы ее учили не верить красивым словам некоторых субъектов. К тому же я — опасный убийца! Да что там — «чудовище», во всех газетах так и напечатано жирным шрифтом!
Но разум бессилен перед любовью дикарки. Эта меня любила! И уже не видела меня. Я мог бы уничтожить половину человечества, а она продолжала бы видеть во мне лишь мужчину, который волновал ее чувства…
— Замолчите! — взмолилась она.
То была настоящая мольба, высказанная отчаявшимся сердцем, которое больше не ручается за себя.
— Нет, вы должны знать, Сильви… Встретившись с вами, я стал другим, совсем другим. Таким, каким и мечтал в сущности быть. Моя жена мне ничего не дала, я лишь ощущал ее постоянное и скучное присутствие. И я возненавидел ее, потому что не мог больше терпеть ее рядом! А к тому, другому, я испытывал ненависть за то, что он меня унижал… Я — человек простой, неотесанный… Из села… Неприспособленный к жизни… я так и не сумел приспособиться; эмигрант — вот, что я такое, Сильви… Человек ниоткуда. Вы могли бы меня спасти, потому что вы благородны и способны понять!
В конце концов я и сам поверил в то, о чем говорил. Я был оглушен собственными словами. Они меня подогревали.
Сильви сидела на жалком табурете у самой стены в напряженной позе, нескладная, немного смешная в своем волнении. Глядя на нее снизу вверх, я уловил в ней довольно сильное сходство с неоперившимся птенцом.
Я выпрямился. Прильнул губами к ее губам, твердым и холодным. Прикоснувшись к ним, я не ощутил ни вкуса, ни страсти. Она не разжала губ. Я обхватил ладонями ее лицо.
— Сильви, я — человек обреченный, и потому позвольте мне сказать, что я люблю вас! И простите меня!
Внезапно, словно уступая напору изнутри, из ее глаз брызнули слезы. Я смотрел, как они, оставляя неровные дорожки на щеках, катятся по ее искаженному волнением личику.
— Я не дам вам умереть, — проговорила она вдруг, стиснув зубы.
Большего я от нее и не требовал.
Она вышла из камеры, держась очень прямо, ни разу не обернувшись… И, разумеется, не вытерев слез!
Глава XI
Прошло еще два дня. Сильви не появлялась. Я пребывал в неизвестности. Что означало это молчание? Возможно, ее испугала невероятная авантюра, которую я ей предлагал? А может, замучила совесть? Очутившись в старенькой квартирке возле вечно ноющей мамаши она наверное спохватилась, осознала последствия моего поведения. Любить и быть любимой убийцей, которого тебе поручено защищать — не слишком-то заманчивая перспектива. Вероятно, она попросила, чтобы ее заменили, и вскоре ко мне придет кто-нибудь из ее коллег… Настоящий адвокат, который начнет все с нуля и приведет меня прямиком на эшафот!
Я был в полной растерянности. К тому же меня постоянно мучила непонятная печаль. Так ли уж мне было тяжело заставить себя сделать ей признание? Нет! Не будучи действительно влюбленным в Сильви, я все же испытывал к ней довольно сложное чувство. Какую-то нежность, не столь уж далекую от любви. Сильви была такой хрупкой, она внушала симпатию.
Мысль о том, что я, быть может, никогда больше не увижу ее, печалила меня почти так же сильно, как мысль о собственной смерти.
Открываясь, дверь моей камеры как всегда слегка скрипнула — нижняя петля.
— Ваш адвокат!
Меня охватил ужасный страх. Я не решался взглянуть на входящего. Я закрыл глаза. Но знакомый аромат подсказал мне: то в самом деле была она. Все в том же костюме, который выглядел уже не таким новым…
Она подождала, пока закроется дверь, и буквально бегом устремилась к постели, где я развалился.
— Добрый день!
Точно молоденькая девушка, прибежавшая на свое первое свидание. Она выглядела радостной и взволнованной. Она улыбалась.
— Почему вы не приходили ко мне, Сильви?
— Есть новости…
Я был готов ко всему, но только не к подобному сообщению. Ошалев от удивления, я смог лишь повторить, не отводя от нее взгляда:
— Новости!
— Да… Я должна рассказать вам подробно…
Она не знала с чего начать. Я слышал как громко стучит ее сердце. Я протянул к ней руку. Она несла мне надежду… Она несла мне жизнь. Беспорядочное биение ее сердца заставляло сильнее биться мое. Мне кажется, в эту минуту я по-настоящему любил Сильви.
Я обхватил рукой ее хрупкий затылок и привлек к себе. Она слегка сопротивлялась вначале, но потом прильнула к моей груди, забыв о «глазке», куда в любую минуту мог заглянуть надзиратель. Она не умела целоваться. Она задыхалась, и все же я знал, что в глубине души она трепещет от невысказанного желания…
Я несколько раз поцеловал ее крепко сомкнутые холодные губы. Этот поцелуй меня отрезвил.
— Рассказывайте!
— Позавчера у меня был гость…
— Кто?
— Слуга вашего друга, вьетнамец.
— Ли Н'Гуэн?
— Да, он…
Я нахмурился.
— Что он хотел?
— Сейчас скажу.
Она отстранилась и оправила костюм. Портниха, которая его шила, должно быть, позаимствовала выкройку из журнала «Эхо моды» или еще какого-нибудь журнала вроде этого… Он выглядел трогательно старомодным.
— Похоже, он был слегка смущен… Короче, он прощупывал почву…
— На какой предмет?
— Этот молодой человек любит деньги. Он хочет кое-что нам продать. Кое-что, что может нас спасти!
Я отметил это «нас», столь любимое адвокатами. Однако Сильви думала так в действительности и говорила от души.
«Нас спасти»! Она добровольно делила со мной мою судьбу. Она дрожала от того же страха, что и я. Это меня утешало!
— Что же он хочет нам продать?
— Письма!
— Чьи письма?
Сильви помолчала, растерянно моргая, затем снова взглянула на меня.
— Вашей жены!
— Письма моей жены? — я не мог понять.
— Да.
— Объясните ясно!
— Ваша жена в самом деле была любовницей Стефана!
На миг моя жизнь оборвалась, будто я врезался в стену на скорости сто километров в час… Я перестал думать. Сознание помрачилось. Но постепенно мозг снова заработал. Возникло множество противоречивых мыслей. Андре — любовница Стефана! Смешно! Я знал,что это ложь!
Андре не была ничьей любовницей! Почему же Ли пытался уверить в обратном? Может быть, он обнаружил у своего хозяина письма от женщины, подписанные «Андре»? И сделал из этого вывод… Да, наверняка речь шла о такого рода недоразумении.
