Я попытался угадать: каким оно будет? Что означали слова, произнесенные Пагирой: «Хоть в этом-то Брюс поступил порядочно»? Быть может, первосвященник имел в виду некую договоренность, существовавшую между Брюсом и эфиопским духовенством о неразглашении тайны Ковчега?
Еще перечитывая книгу шотландского путешественника (после возвращения из Росслина мне пришлось проштудировать ее более внимательно), я обратил внимание на любопытный пассаж. Брюс уверял, что даже копия Ковчега исчезла после того, как имам «Левша» вторгся в Аксум и стер с лица земли старую постройку церкви Святой Марии. При этом, Джеймс Брюс ссылался на свой, якобы имевший место, разговор с негусом Эфиопии, подтвердившим уничтожение оккупантами священной реликвии. Но ведь за несколько лет до визита Брюса в Эфиопию (а он состоялся значительно позже вторжения имама) негус совершил тайную поездку в Аксум. Там он пробыл целую неделю в период с… пятнадцатого по двадцать второе января. То есть, когда проходила торжественная церемония выноса Ковчега – Тимкат…
Теперь я не сомневался в том, что Ковчег уцелел и еще до вторжения захватчиков в Аксум был предусмотрительно перевезен на один из многочисленных островов озера Тана. Имам «Левша» мог сжечь разве только копию Ковчега. Но тут я вспомнил о путевых заметках армянского священника Димотеоса, бегло просмотренных мною буквально накануне поездки в страну «красного негуса». Это были мемуары высокопоставленного религиозного деятеля, прибывшего в Аксум со специальной миссией. Димотеос считал наглой ложью легенду о том, что Ковчег находится в Аксуме.
– Вероятно, так и было, – горячо уверял он ученых мужей, внимавших его рассказу по возвращении из Африки. – Но очень давно. Я попросил аксумских священников показать мне Ковчег Завета или хотя бы таблички с начертанными на них Десятью заповедями. И знаете, что они мне подсунули? – бушевал Димотеос. – Какую-то маленькую плиту, похожую на красный мрамор и длиной не более одного фута. Эфиопы заявили, что это – одна из двух табличек, содержавшихся в Ковчеге.
– Ну-ну, продолжайте, – подзадоривали его слушатели, на которых подобное известие произвело эффект камня, влетевшего в оконное стекло. – Настоящая табличка?
– Разумеется, нет, – снисходительно объяснял Димотеос. – Абиссинцы – глупые люди. Или же, напротив, очень хитрые и ловкие. Каменная поверхность, действительно, была практически не повреждена. Время пощадило ее. Думаю, табличку можно датировать тринадцатым-четырнадцатым веком, не ранее.
– Не может быть, – взволнованно ахала аудитория. – Речь идет о подделке?
– Настоящие таблички, на которых были начертаны божественные законы, потеряны, – с сокрушенным видом объявлял Димотеос, – Ковчег мне, правда, отказались продемонстрировать. Но, давайте рассуждать, руководствуясь логикой. Если таблички – поддельные, то предмет, в котором они хранятся, – тоже фальшивка. А вся аксумская церемония выноса Ковчега в столице древней Абиссинии – наглая и отъявленная ложь!
Догадывался ли Димотеос о том, что ему, возможно, подсунули табличку из второго Ковчега, являвшегося превосходной копией оригинала? Аксумиты не могли полностью отказать священнику армянской церкви, им нужно было выразить уважение к нему и продемонстрировать хотя бы каменные таблички с заповедями. Возможно, на аксумитов произвели отталкивающее впечатление напыщенность и самодовольство Димотеоса – поэтому они и решили показать ему лишь копию одной из скрижалей.
«Но почему они датировались тринадцатым веком? – заинтригованно рассуждал я. – Ведь копия настоящего Ковчега была сооружена мастерами-ремесленниками Менелика почти за две тысячи лет до поездки Димотеоса. Может быть, старые скрижали из фальшивого сундука-копии оказались разбитыми или поврежденными настолько, что в какое-то время потребовалось изготовление новых табличек? И, кстати, какова природа огромных аксумских обелисков, возведенных на-внушительной высоте, отчасти напоминавшей удивительный гений строителей египетских пирамид?»
2
От этих мыслей меня оторвали шаги, раздавшиеся в коридоре. Через несколько мгновений в комнату вошел первосвященник в сопровождении двух монахов. В тревожном предчувствии у меня сжалось сердце: Пагара выглядел необыкновенно мрачно.
– Вы хорошо потрудились, Маклин, – сухо объявил Пагира. – Надо признать, что ваше расследование заслуживает самой высокой оценки.
Я скромно опустил глаза вниз, чувствуя себя польщенным.
– Благодарю, Пагира. Мне приятно, что вы по достоинству оценили мои усилия.
– А мне жаль, – отозвался первосвященник, – очень жаль, что вы не можете разделить счастливую судьбу Перо де Ковилхана.
Я нахмурился:
– Что вы имеете в виду?
– Только то, что вы слишком глубоко проникли в нашу сокровенную тайну. Настолько глубоко, что это представляет для вас опасность.
Последнее замечание Пагиры понравилось мне еще меньше, чем предыдущее.
– Значит, – воскликнул я, – вы признаете: Ковчег Завета находится в Аксуме?
– Конечно,- согласился первосвященник. – Раз вам удалось собрать такой впечатляющий объем информации, то было бы глупо утверждать, что Ковчег спрятан в Белом доме в Вашингтоне. Только вам от этого нисколько не легче. Больше вы ни на дюйм не приблизитесь к разгадке тайны о местонахождении Ковчега.
Я уже собирался разозлиться, как Пагира взмахом руки остановил меня.
– Несколько веков назад Перо де Ковилхан приехал в нашу страну с тайной целью – обнаружить Ковчег. Он первым из охотников за священной реликвией догадался о наличии двух Ковчегов – настоящего и фальшивого. Он также узнал о том, что оригинал находится в церкви Святой Марии. Португалец узнал слишком многое. Советники негуса предлагали убить чужеземца. Однако затем было решено пощадить Перо де Ковилхана и навсегда оставить его в Абиссинии, внимательно наблюдая за каждым шагом португальца. Но с вами мы не можем так поступить. Пройдет какое-то время, и ваше правительство начнет поиски исчезнувшего журналиста. Рано или поздно, но американцы проследят ваш маршрут и прибудут в Эфиопию. Не сдержавшись, я съязвил:
– Рад видеть перед собой здравомыслящего человека. Пагира пересек комнату и подошел к окну. Начинало темнеть, и на небе уже появилась луна. Духота ощутимо спала, и стало легче дышать. Пагира поднял шпингалет и приоткрыл окно. Откуда-то доносились странные звуки, похожие на кудахтанье, мяуканье и глухой коклюшный кашель одновременно.
– Терпеть не могу гиен, – прошептал Пагира, всматриваясь вдаль, словно стараясь заглянуть в будущее. – Они никогда ничего не упустят. Вечно им все известно.
Воцарилась тишина, которую, казалось, нарушали гулкие удары моего сердца.
– Пагира, – окликнул я первосвященника, – почему бы вам не показать мне Ковчег? Настоящую реликвию, а не поддельную?
Он повернулся и посмотрел на меня. На губах первосвященника блуждала едва заметная улыбка.
– Не считайте меня наивным, Маклин. Вы – незаурядный журналист. После ваших репортажей о том, что величайшая загадка Библии решена и Ковчег Завета обнаружен в Эфиопии, сотни и тысячи искателей приключений устремятся в Аксум. Мы не боимся одержимых кладоискателей или грабителей могил – с ними можно будет справиться. Но нам будет невероятно трудно, если придется иметь дело с прекрасно организованными и великолепно экипированными экспедициями. Самые безумные диктаторы мира, начиная с полковника Муамара Каддафи и заканчивая Саддамом Хусейном, устремятся на поиски Ковчега. Тем более, что благодаря вашим усилиям, они будут располагать почти точным адресом священной реликвии. Впрочем, как я понял из вашего рассказа, минимум один законченный негодяй уже знает, где искать Ковчег.
Я попытался было запротестовать:
– Во-первых, Хусейн и Каддафи – вовсе не безумцы. Сумасшедшие не смогли бы единолично управлять такими неспокойными странами, как Ирак и Ливия в течение почти четверти века. А во-вторых, вы преувеличиваете эффект, который вызовет репортаж. Ведь большинство ученых – причем, подавляющее – абсолютно не верят в то, что Ковчег Завета вообще когда-либо существовал.