— Но он же Эдьку Узбека…

— А тоже доказуха хлипкая. Тем более они с Узбеком уже помирились. Там легкие телесные всего-то.

— Понятно… Ну, бывай, Димыч! Заходи, ежели что. Сам знаешь — всегда рады.

Простившись с участковым, Михаил дождался, когда тот отошел подальше и, вытащив из кармана мобильник, набрал «М.Горд».

— Максюта! Не уехал еще? Ах, вечером… да-да помню. Слушай, ты эти шортики свои пижонские, ну, которые белые… запрячь куда-нибудь подальше, а лучше — выкини… Почему? Да так… слишком уж ты в них приметный.

Максик все-таки уехал вечером, Ратников не поленился, специально проследил — и словно с души упал камень. Слава богу — одним беспокойством меньше. Участковый Димыч, кстати, тоже отправился в город этим же рейсом, уже в фуражке, нашел все-таки, видать, и в самом деле на почте оставил.

Проводив глазами только что отъехавший от остановки «ПАЗик», Ратников неспешно зашагал к машине, намереваясь еще зайти в магазин, подкупить пива, а то кончилось, а без пива, как известно, и жизнь некрасива!

Было уже часов семь, и оранжевое солнце медленно клонилось к закату. В воздухе плавился теплый деревенский вечер, галдела возвращающаяся с речки ребятня, мычали только что пригнанные пастухом с выпаса коровы. Выбравшиеся из подъехавшего кунга мужики с пилами деловито направились к магазину. Ясно — за чем.

Проходя площадью, Михаил вдруг краем глаза заметил знакомую, чуть сгорбленную фигуру с вытянутым лицом и вечно хмурым взглядом. Горелухин! Вышел с почты… с крайне озабоченным видом.

Вообще-то почта закрывалась в шесть, но работавший при ней магазинчик торговал до восьми. Оттуда Горелухин и вышел. И что такое могло его так взволновать? Интересно… Более того — подозрительно!

Прибавив шагу, Миша поспешил следом за подозрительным типом.

Геннадий Иваныч шел да оглядывался, и довольно часто, словно какой-нибудь шпион из старых советских фильмов! Пару раз Ратников едва не встретился с ним взглядом, но вовремя отвернулся, сделав вид, что с интересом изучает расположенную напротив магазина доску объявлений: «дешево продаются куры-несушки», «куплю нетеля», «сдам дом на август-сентябрь, место хорошее, у реки. Недорого». Нетель Михаилу не был нужен, как и куры, да и дом у него был свой.

Краем глаза увидев, как преследуемый свернул за клуб, Миша быстро зашагал туда же, причем — с самым озабоченным видом. Чтоб сразу было видно — идет человек по какому-то важному делу.

Так вот, с ходу, и выбрался в начинавшийся сразу за домом культуры лесочек, из которого доносились громкие детские голоса и вопли:

— Лови его, Витька! Стреляй!

— Ага, убит! Ты что? Убит же!

Детишки играли в войну…

А где же, интересно, любезнейший Геннадий Иваныч? Что-то его и не видать вовсе! И куда бы он тут мог пойти? К своему дому — так это крюк делать, в гости к деверю Кольке — совсем в другую сторону. А больше ни с кем Горелухин не знался, так что не к кому было и идти! Или все ж таки — было?

Подумав, Михаил зашагал прямо по тропке — она тут, похоже, была единственной. Широкая, усыпанная сосновыми иголками, а по обе стороны — как зашел в лесок — ягоды: черника, голубика, брусника. Может, ягод решил набрать Гена? Ага… такой, если и берет — то «хапалкой», и не для себя, а на сдачу. И не в поселке за клубом, а в своих, заранее присмотренных местах — у черта на куличках. Зато и ягод там видимо-невидимо.

Ускоряя шаг, Ратников перепрыгнул противопожарный ров, тронутый желтыми россыпями лисичек, и, поднявшись на небольшой холм, замер, едва не налетев с ходу на того, за кем шел!

Горелухин, сидя на поваленной бурей сосне спиной к Мише, увлеченно болтал с каким-то юным субъектом — белобрысым мальчишкой лет десяти в бежевой, с длинными рукавами, рубашечке, отглаженных шортах и гольфиках. Судя по одежке — явно не деревенским.

Интересное кино!

Ратников поспешно укрылся за елками. Что же это такое делается? Нелюдим Горелухин с пацаном о чем-то трещит, да еще так увлеченно! Есть о чем говорить? Или — завлекает? Ну, Геннадий Иваныч… А что? У такого-то нелюдима сексуальные пристрастия могут быть очень даже причудливыми. Маленькие мальчики, например… Ишь, как разговорился… словно тетерев на току, точнее сказать — глухарь.

Во! Во! Что-то дает… Миша вытянул шею… Деньги! Ну — точно извращенец, теперь уж ясно.

А что если он этого вот мальчишечку прямо сейчас… здесь вот, за елками? Тем более — деньги уже заплатил… Придется вступиться — деваться некуда. Жаль, не прихватил меч.

Привычно подумав об оружии, Миша едва не рассмеялся — ишь ты, меч! Не те на дворе времена, не те! И все ж, пригодился бы верный клинок.

Ага, вот мальчишка встал… улыбнулся… Ага, побежал куда-то… да по тропе, в поселок — больше некуда. А Горелухин посидел еще немного, покурил, затем, выбросив окурок в пожарный ров, отправился вслед за парнишкой.

Ратников только головой покачал — хитер, бестия! Не хочет, чтоб с пацаном прихватили… договорился, денежку за хм… услуги заплатил, сказал, куда идти. Неужели, домой к себе поведет? Там же соседи… лучше уж было здесь, в лесочке. Или хочется более комфортных условий? Все может быть, может быть, этот Геннадий Иваныч — в некотором роде извращенный гурман? А может, они давно с этим пацаном знакомы? Вон, сидели, болтали…

Задумавшись, Михаил споткнулся и едва не полетел в ров. Услыхав позади шум, Горелухин обернулся, мазнул по елкам хмурым настороженным взглядом. Бандеровец, блин… лесной брат.

С минуту постоял, прислушался… И быстро зашагал по тропе. А выбравшийся из можжевельника Миша — за ним.

Горелухин уселся на лавочку сразу за клубом. Снова закурил, развалился, выпуская клубами дым. И, надвинув на глаза кепочку, рыскал по сторонам настороженным взглядом. Чего-то… или — кого-то ждал. И затаившийся за деревьями Ратников — тоже.

— Здоров будь, Миша!

Господи, это еще кого черт принес?

— За лисичками, что ль?

— За лисичками… так просто, дай, думаю, посмотрю — есть ли?

С улыбкой обернувшись, Михаил увидел позади бывшего бригадира Брыкина, в высоких болотных сапогах и с корзинкой, полной восхитительных белых!

— Что, уже пошли, что ль? — удивленно поинтересовался Ратников.

— Пошли! — бывший бригадир ухмыльнулся. — Только тут, на горушках… завтра на работу, а люди говорят — есть. Вот я и подумал — дай-ка, пройдусь вечерком. Корзинку набрал.

— Надо и мне у себя посмотреть.

— Умм, там нету, — Брыкин покачал головой. — Сыровато больно — ручьи кругом да болотины. На горушках, на горушках надо искать. Ты куда сейчас — в поселок?

— Туда, — Миша едва скрыл досаду — и принесло же этого черта в самый неподходящий момент!

— Ну, пошли тогда.

Как ни странно, Горелухин так и сидел на лавочке, с явным неудовольствием наблюдая за взявшимися неизвестно откуда подростками на разноцветных великах. Проходя мимо, Ратников про себя улыбнулся — а, по всему, не будет сегодня встречи! Не станет Горелухин ждать в этакой шумной компании.

И точно — вот, встал, поправил кепочку.

— Здорово, Иваныч, — подойдя ближе, кивнул бригадир.

Горелухин молча протянул руку обоим. Миша пожал. Неприятная оказалась у извращенца ладонь — какая-то влажная, дрожащая даже. Или насчет дрожи — показалось?

— Иваныч! — обрадованно воскликнул Брыкин. — Ты-то мне и нужен. Печку в старой избе перекладешь?

Горелухин подал плечами:

— Сделаю.

— А когда? Мне бы, Гена, поточнее договориться.

Извращенец лениво сплюнул:

— А, как деньги найдешь, так и перекладу. Знаешь ведь — в долг не работаю.

— Да деньги-то есть, Гена! Пошли-ка сейчас ко мне — там и сговоримся. Заодно старую печку посмотришь.

К удивлению Ратникова, Горелухин думал недолго и почти сразу же согласился:

— Пошли… Только это — дело у меня тут одно…

Ага! Дело!

— Ты иди, а я тебя догоню минут через пять, лады?