Луи посмотрел на открытку и предположил, что это просто чья-то глупая шутка. Может, это тот тупой продавец, которого Джон недавно уволил, пытается таким образом отомстить. Спросил, сообщил ли Джон в полицию. Тот ответил, что не сообщал, был слишком напуган. Они еще немного поругались, а потом раздалась веселенькая песенка Бритни Спирс — зазвонил телефон Луи, лежащий на столе. Джон прыгнул к телефону, схватил его и заорал: «Что еще за хренов Фил тебе названивает?» По правде говоря, звонил тот самый вчерашний бизнесмен из Саттон-плейс, и Луи пришлось на ходу придумать какую-то малоубедительную отговорку.

И вот тут, по словам Луи, градус эмоций Джона зашкалил, и этот обычно спокойный и сдержанный малый утратил над собой контроль и схватил алюминиевую софтбольную биту. Бита валялась в прихожей без дела уже десяток лет, с тех пор как Джон порвал ахиллово сухожилие во время матча в Пелэме. Теперь хозяин дома размахивал битой как копьем, тыча ею в Луи и выкрикивая оскорбления. Луи тоже начал орать, требуя, чтобы Джон немедленно прекратил, но Джон продолжал его тыкать, и тогда Луи разозлился так, что перестал соображать, что делает. Каким-то образом бита оказалась у него в руках, а дальше во все стороны полетели брызги крови.

Уилл слушал это признание с нарастающим беспокойством, потому что было очень похоже на то, что Камачо говорил правду. Однако с выводами не торопился. Его не раз водили за нос и, видит Бог, пытаются провести и сейчас. Он не стал дожидаться, пока Луи перестанет лить слезы, и резко и агрессивно спросил:

— Вы убили Дэвида Свишера?

Луи испуганно вскинул взгляд. Скованные руки машинально дернулись в попытке протестующего жеста.

— Нет!

— Вы убили Элизабет Коулер?

— Нет!

— Вы убили Марко Наполитано?

— Хватит! — Луи умоляюще посмотрел на Нэнси. — О чем он вообще говорит?!

Вместо ответа Нэнси подключилась к допросу:

— Вы убили Майлса Дрейка?

Луи перестал плакать. Он шмыгнул носом и уставился на Нэнси.

— Вы убили Милоша Ковика? — спросила она, а дальше они с Уиллом стали называть имена по очереди:

— А Консуэлу Лопес?

— Иду Сантьяго?

— Люция Робертсона?

Капитан Мерфи улыбался, довольный зрелищем. Луи в ужасе тряс головой:

— Нет! Нет! Нет! Нет! Вы с ума сошли! Я убил Джона, защищая свою жизнь! Но я не убивал всех этих людей! Вы что, считаете, что я и есть этот гребаный убийца Судного дня?! Так, что ли? Вы в своем уме?

— Ясно, Луи, я вас понял. Успокойтесь. Воды хотите? — спросил Уилл. — И давно вы летаете по маршруту Нью-Йорк — Лас-Вегас?

— Почти четыре года.

— И у вас есть какой-нибудь журнал, в котором зафиксированы ваши полеты?

— Да, есть. На втором этаже, лежит на комоде.

Нэнси быстро вышла из кухни.

— Вы когда-нибудь отправляли открытки из Вегаса? — спросил Уилл.

— Нет!

— Вы отрицаете свою причастность к смерти этих людей, но скажите мне, Луи, кто-нибудь из них вам знаком?

— Конечно, нет!

— Значит, вы не были знакомы ни с Консуэлой Лопес, ни с Идой Сантьяго?

— По-вашему, раз они латиноамериканки, значит, я должен их знать? Вы что, идиот? Вы хоть представляете, сколько испанцев в Нью-Йорке?

Уилл не сбавлял напора.

— Вы когда-нибудь жили на Стейтен-Айленде?

— Нет.

— Работали там?

— Нет.

— У вас есть там друзья?

— Нет.

— Вы там были?

— Может, один раз, на пароме катался.

— Когда?

— В детстве.

— Какая у вас машина?

— «Хонда-сивик».

— Та, что сейчас возле дома?

— Да.

— У кого-нибудь из ваших друзей или родственников есть синяя машина?

— Нет, вроде нет.

— У вас есть кроссовки «Рибок» модели DMX-10?

— Я похож на человека, который носит кеды, как какой-нибудь подросток?

— Никто не просил вас отправить открытку из Лас-Вегаса?

— Нет!

— Вы признались, что убили Джона Пеппердайна.

— Это была самооборона.

— Вы кого-нибудь еще убивали?

— Нет!

— Вы знаете, кто убил других жертв?

— Нет!

Уилл резко встал и пошел посмотреть, как дела у Нэнси. Она стояла на лестничной площадке второго этажа, и по ее сжатым губам Уилл сразу понял, что дурные предчувствия оправдались. Надев латексные перчатки, Нэнси листала черный ежедневник за 2008 год.

— Проблемы? — поинтересовался Уилл.

— Если информация в журнале достоверна, проблемы у нас большие. За исключением сегодняшнего дня, всякий раз, когда происходило убийство, Камачо был или в Вегасе, или в воздухе. Глазам не верю… Даже не знаю, что сказать.

— Жопа, — вздохнул Уилл, устало прислонившись к стене. — Именно это тебе стоит сказать. Потому что это гребаное дело в полной жопе.

— Возможно, журнал сфабрикован.

— Конечно, все это надо будет проверить, но мы оба прекрасно понимаем — Камачо не убийца Судного дня.

— Ну, по крайней мере девятую жертву убил точно он.

Уилл кивнул.

— Ладно, напарник, тогда вот что мы сделаем сейчас…

Нэнси отложила журнал Луи и приготовилась записывать в блокнот инструкции.

— Ты ведь не пьешь?

— Нет.

— Отлично, тогда слушай мою команду. Через пять минут мы заканчиваем работу. Твоя задача — доставить меня в бар, развлекать меня беседой, пока я напиваюсь, а потом отвезти меня домой. Справишься?

Нэнси посмотрела на него с неодобрением.

— Как скажешь.

Уилл опрокидывал в себя стаканы один за другим; официантка только и успевала бегать от бара к столику. Нэнси мрачно потягивала через соломинку диетический имбирный эль и наблюдала, как напарник вырывается из оков трезвости. Они сидели в ресторане «Харбор» за столиком с видом на бухту, спокойные воды которой уже начали темнеть под лучами заходящего солнца. Уилл заприметил этот ресторан прежде, чем они успели уехать с острова, заявив: «Вот в этом заведении точно должен быть бар».

Он еще не достаточно надрался, чтобы упустить из виду, что Нэнси не слишком уютно чувствует себя, сидя после работы за стаканом со своим начальником, у которого репутация мерзавца и запойного пьяницы.

Поскольку Нэнси молчала, Уиллу было нечем себя занять, кроме как методично напиваться. Нэнси наверняка чувствовала, что потворствует его пагубной привычке, позволяя ему дойти до кондиции в кратчайшие сроки.

А еще она наверняка в него влюблена. Уилл замечал это в ее взгляде, особенно по утрам, когда Нэнси входила в его кабинет. Рано или поздно так происходило со всеми женщинами — и это не пустое бахвальство, а констатация факта.

Вот сейчас он наверняка ее бесит, но в то же время ее к нему влечет. Да, Уилл нередко производил такой эффект на женщин.

В тусклом свете керосинового светильника на столе тело Уилла постепенно оплывало, как кусок необожженной глины, оставленный на солнцепеке. Щеки у него обвисли, плечи опустились, и сам он весь обмяк на блестящей виниловой скамейке.

— Вообще-то мы договаривались, что ты будешь со мной разговаривать, — напомнил он, с трудом ворочая языком. — А ты просто сидишь и смотришь на меня.

— Можем поговорить о расследовании, — предложила Нэнси.

— Нет уж, хрен! О чем угодно, только не об этом.

— Тогда о чем?

— Может, о бейсболе? За кого болеешь? За «Метс» или за «Янкис»?

— Я вообще не слежу за спортивными новостями.

— Надо же, как это…

— Извини, — сказала Нэнси.

Она смотрела в окно на удаляющиеся огни катера, пока они совсем не скрылись из виду. Низко опустив голову, Уилл играл с кубиками льда в своем стакане, кружа их пальцем в водовороте. Стакан опустел, Уилл воздел мокрый палец и поманил к себе молоденькую официантку.

Черты Нэнси уже расплывались, и он попытался сфокусировать зрение, наморщив лоб.

— Тебе тут не нравится, да?

— Не особенно, — ответила Нэнси и вздрогнула, когда Уилл с размаху ударил рукой по столу — так громко, что обернулись все посетители бара.

— Мне нравится твоя прямота!