– Д-да, – ответил Джек, стараясь не застонать.

– Ладно. Это хорошо. – На мгновение пальцы Смоуки вжались сильнее, надавили на нервный узел. Джек застонал. Смоуки это вполне устроило. Он убрал руку.

– Помоги мне подсоединить бочонок, Джек. И давай сделаем это быстро. Вечер пятницы, люди хотят пить.

– Утро субботы, – тупо поправил его Джек.

– И тогда тоже хотят. За дело.

Джеку как-то удалось помочь Смоуки поднять бочонок на квадратную подставку под стойкой. Тонкие, похожие на веревки мышцы Смоуки бугрились и извивались под футболкой с надписью «БАР АПДАЙКА В ОУТЛИ». Бумажный колпак на узкой голове этого хорька оставался на месте, край всегда касался левой брови, вопреки закону всемирного тяготения. Джек наблюдал, затаив дыхание, как Смоуки отворачивает красный дренажный клапан-пробку. Бочонок задышал более шумно, но не вспенился. Тихий вздох облегчения сорвался с губ Джека.

Смоуки уже катил к нему пустой бочонок.

– Отвези его в кладовую, а потом приберись в туалете. Помнишь, что я говорил тебе сегодня днем?

Джек помнил. В три часа дня взвыла сирена, словно оповещая о воздушном налете, и Джек чуть не выпрыгнул из штанов. Лори засмеялась и повернулась к Смоуки: «Глянь на Джека, Смоуки. Думаю, он только что обмочился». Смоуки мрачно, без тени улыбки глянул на Джека и подозвал его взмахом руки. Объяснил, что эта сирена сообщает о начале выплаты недельного жалованья на текстильной фабрике Оутли. Сказал, что такая же сирена оповещает о начале выплаты на заводе резинотехнических изделий Догтауна. Там изготавливали пляжные игрушки, надувных кукол и презервативы с такими названиями, как «Ребрышки удовольствия». Скоро, сказал Смоуки, в бар потянется народ.

– И ты, и я, и Лори, и Глория должны стать быстрыми как молния, – наставлял его Смоуки, – потому что в пятницу после крика орла мы должны заработать все те деньги, которые недополучаем каждое воскресенье, понедельник, вторник, среду и четверг. Когда я крикну тебе, что надо привезти бочонок пива, ты должен сделать это, прежде чем смолкнет мой крик. И каждые полчаса заходи в туалет со своей шваброй. В пятницу вечером каждый посетитель облегчается раз в четверть часа, а то и чаще.

– Женский я беру на себя, – добавила подошедшая Лори. Ее тонкие волосы вились золотом, белизна кожи соперничала с вампирами из комиксов. Она то ли простудилась, то ли сидела на кокаине, потому что постоянно шмыгала носом. Джек полагал, что это простуда. Он сомневался, что в такой дыре, как Оутли, кто-то мог позволить себе кокаин: слишком дорогое удовольствие. – Женщины получше мужчин. Не намного, но все-таки получше.

– Заткнись, Лори.

– Сам заткнись, – огрызнулась она, и рука Смоуки сверкнула молнией. Прогремел гром, и внезапно на бледной щеке Лори возник отпечаток пятерни Смоуки, как переводная татуировка. Лори заплакала… но Джек, к своему полному недоумению, увидел, что ее глаза светятся счастьем. Она относилась к женщинам, верившим в принцип «бьет – значит, любит».

– Не сиди сложа руки, и у тебя не возникнет проблем, – продолжил Смоуки. – Помни, что должен пошевеливаться, если я крикну, что надо привезти бочонок. И помни, что надо каждые полчаса заходить со шваброй в мужской туалет и подтирать блевоту.

Тут он снова сказал Смоуки, что хочет уйти, а Смоуки повторил свое лживое обещание насчет второй половины воскресенья… Но какой смысл думать об этом?

Крики стали громче, к ним добавился грубый смех. Раздался треск ломающегося стула и пронзительный крик боли. Кулачный бой – третий за вечер – завязался на танцплощадке. Смоуки выругался и протиснулся мимо Джека.

– Убери этот бочонок.

Джек положил пустой бочонок на тележку и повез к двери в коридор, опасаясь вновь наткнуться на Рэндолфа Скотта. Но увидел, что тот стоит в толпе вокруг дерущихся, и чуть расслабился.

В кладовой он поставил пустой бочонок на погрузочную платформу – за этот вечер в «Баре Апдайка в Оутли» опустошили уже шесть бочек. Покончив с этим, вновь проверил, на месте ли рюкзак. Его охватила паника – рюкзак украли, – и сердце застучало паровым молотом. В рюкзаке лежала и бутылка с волшебным соком, и монета из Долин, ставшая в этом мире серебряным долларом. Вспотев от ужаса, Джек сместился правее, сунул руку между двух следующих бочонков. Нащупал через зеленый нейлон рюкзака округлость бутылки Спиди. Сердцебиение начало выравниваться, но Джека трясло, а ноги подгибались – так бывает, когда едва не случилась беда.

Мужской туалет вызывал отвращение. Раньше Джека могло вырвать от одного вида блевотины, но за этот вечер привык к вони… и полагал, что это не самое худшее. Он налил горячей воды, добавил порошка «Комет» и принялся сгребать все это месиво к сливному отверстию, мыслями вернувшись к событиям последних двух дней, волнуясь, как волнуется животное, попавшее лапой в капкан.

Когда Джек впервые вошел в «Бар Апдайка в Оутли», его встретили темнота и пустота. Музыкальный автомат и еще два, для игры в пинбол и «Космических захватчиков», были выключены. Светилась только реклама пива «Буш» над барной стойкой: цифровые часы меж двух горных пиков, напоминавшие невиданную летающую тарелку.

Чуть улыбаясь, Джек направился к стойке. И почти подошел к ней, когда за спиной раздался бесстрастный голос:

– Это бар. Несовершеннолетних здесь не обслуживают. Ты что, тупой? Пошел вон.

Джек чуть не выпрыгнул из штанов. Он как раз нащупал в кармане деньги, думая, что все будет как в «Золотой ложке»: он сядет на высокий стул, что-то закажет, потом спросит о работе. Разумеется, нанимать на работу такого, как он, незаконно, во всяком случае, без разрешения, подписанного родителями или опекуном, но зато ему можно платить меньше установленного законом минимума. Намного меньше. И переговоры о жалованье обычно начинались с Истории № 2 – «Джек и злой отчим».

Он развернулся и увидел мужчину, сидевшего в одиночестве в одной из кабинок и смотревшего на него с холодной, презрительной настороженностью. Мужчину тощего, но крепкого – веревки мышц ходили под белой футболкой и на шее. Футболке составляли компанию мешковатые белые поварские штаны и бумажный поварской колпак, сдвинутый на левую бровь. Узкой головой мужчина напоминал хорька. Короткие волосы серебрились на висках. Между большими руками лежала стопка счетов и калькулятор «Тексас инструментс».

– Я увидел ваше объявление о работе, – ответил Джек, не питая особых надежд. Этот мужчина не собирался его нанимать, да он и сам не знал, хочет ли здесь работать. Мужчина выглядел злым и прижимистым.

– Увидел, значит? – хмыкнул тот. – Должно быть, научился читать в один из перерывов между прогулами. – На столе лежала пачка «Филлис черутс». Мужчина достал одну.

– Я не знал, что это бар. – Джек отступил на шаг к двери. Солнечный свет пробивался сквозь грязное стекло, а потом, казалось, замертво падал на пол, словно «Бар Апдайка в Оутли» находился в другом измерении. – Наверное, я подумал, что это… вы понимаете, бар и гриль. Что-то такое. Я уже ухожу.

– Подойди сюда. – Карие глаза мужчины пристально смотрели на него.

– Нет, все хорошо, – нервно ответил Джек. – Я уже…

– Подойди сюда. Сядь. – Мужчина зажег деревянную спичку, чиркнув о ноготь большого пальца, раскурил сигару. Муха, сидевшая на поварском колпаке, жужжа, улетела в темноту. Его взгляд не отрывался от Джека. – Я тебя не укушу.

Джек медленно подошел к кабинке, после короткого колебания скользнул за столик напротив мужчины, чинно сложил руки перед собой. Шестьдесят часов спустя, с падающими на глаза влажными от пота волосами, подтирая мочу и блевоту в мужском туалете в половине первого ночи, Джек думал – нет, знал, – что его глупая самоуверенность позволила ловушке захлопнуться (и она захлопнулась в тот момент, когда он сел напротив Смоуки Апдайка, пусть тогда он об этом не догадывался). Венерина мухоловка закрывается, если внутрь залетает несчастное насекомое. «Ловчий кувшин» с его тонким ароматом и гладкими как стекло стенками ждет, пока какой-нибудь крылатый идиот не окажется внутри, где и утонет в скопившейся на дне дождевой воде. В Оутли кувшин наполняла не вода, а пиво – других отличий не наблюдалось.