Он уже открыл рот — не зная, правда, что сказать, — но она опередила его возражения:

— Посмотри. — Полли выставила руки на свет и несколько раз сжала и разжала кулаки.

— Ладно, согласен. Я не так выразился. Я хотел…

— Вот уж точно, не так выразился.

— Извини.

Она развернулась к нему всем телом, как любила сидеть Энни в их «семейной машине Пангборнов». Почему я до сих пор ее не продал? — подумал Алан. С ума я сошел, что ли?

Полли нежно коснулась его руки.

— Нехорошо получилось. Мы же никогда не ругаемся, и я хочу, чтобы так продолжалось и дальше. Сегодня я похоронила близкую подругу. И я не хочу ссориться со своим бойфрендом.

Он усмехнулся:

— Так вот кто я тебе? Твой бойфренд?

— Хм… ты мой друг. Можно мне так тебя называть?

Он обнял ее, удивляясь про себя, как близко они подошли к тому, чтобы по-настоящему поругаться. И не потому, что ей стало хуже, — потому что ей стало лучше.

— Милая, называй как хочешь. Я тебя очень люблю.

— И мы не поссоримся, несмотря ни на что.

Он серьезно кивнул:

— Несмотря ни на что.

— Потому что я тоже тебя люблю, Алан.

Он поцеловал ее в щеку.

— Покажи мне эту цацку, которую тебе отдал Гонт.

— Да не цацка, а ацка. И он мне ее не отдал, а дал на пробу. Поэтому я и хотела заехать сюда, в магазин, — чтобы ее купить. Я же сказала. Надеюсь, что он не захочет взамен луну с неба и пару звезд.

Алан посмотрел на табличку, на шторы, задернутые на дверях, и подумал: Боюсь, именно этого он и захочет, моя дорогая.

Ему все это очень не нравилось. Во время похорон он не мог отвести глаз от рук Полли: наблюдал, как она непринужденно обращается с замком своей сумочки, копается в ней в поисках салфеток, потом защелкивает замочек кончиками пальцев, вместо того чтобы сделать это большими пальцами, которые, как правило, меньше болели. Он знал, что ее состояние улучшилось, но рассказ о волшебных чарах — и то обстоятельство, что Полли не рассказала об этом сразу, — заставили его нервничать. Это попахивало какими-то тайными играми.

Кроме пары фешенебельных ресторанов вроде «Мориса», у них в округе не было заведений, которые принимали бы посетителей по приглашениям. Но даже к «Морису» можно зайти прямо с улицы, и в девяти случаях из десяти получить столик — разумеется, речь не идет о туристическом сезоне.

И тем не менее он замечал (краем глаза, но все же), как народ всю неделю входит и выходит из этого магазина. Может быть, не стадами, но все же клиентов было достаточно, чтобы понять, что правила бизнеса мистера Гонта вовсе ему не вредят — как это ни странно. Иногда покупатели приходили к нему небольшими группами, по двое или по трое, но гораздо чаще они приходили поодиночке… или так казалось Алану, который сейчас прокручивал в памяти прошедшую неделю. А разве не так работают аферисты? Они отрезают тебя от потока, остаются наедине с тобой, потихонечку пудрят мозги, а потом предлагают купить тоннель Линкольна по эксклюзивной, сказочно низкой цене.

— Алан? — Полли легонько стукнула кулаком ему по лбу. — Алан, ты тут?

Он улыбнулся:

— Я тут Полли.

На похороны она надела синюю кофточку и такого же цвета шарфик. Пока Алан думал, она сняла шарф и расстегнула две верхние пуговицы белой блузки, надетой под кофту.

— Еще, — плотоядно ощерился Алан. — Давай же, не останавливайся! Народ хочет эротики!

— Перестань, — сказала она недовольным тоном, но все же не смогла сдержать улыбки. — Мы сидим посреди главной улицы в половине третьего дня. К тому же мы только что с похорон, если ты вдруг забыл.

Он нахмурился:

— Что, уже правда так поздно?

— Ну, если половина третьего это поздно, то да. — Она постучала по его запястью. — Ты иногда смотришь на эту штуку со стрелками?

Он взглянул на часы и увидел, что сейчас уже даже не половина третьего, а почти без пятнадцати три. Последний урок в школе заканчивается в три часа. Если он хочет перехватить Брайана Раска на выходе, то пора двигаться.

— Покажи эту свою побрякушку, — попросил он.

Полли потянула за цепочку и вытащила на свет маленький серебряный кулон. Она держала его на ладони, но закрыла ладонь, когда Алан потянулся, чтобы взять ацку.

— Нет… я думаю, тебе не стоит к ней прикасаться. — Она улыбалась, но его движение явно вывело ее из равновесия. — А то вдруг ты собьешь вибрации или что-то еще.

— Ой, да ладно тебе, Пол, — сказал он раздраженно.

— Слушай, давай договоримся, а? — В ее голосе снова звучала злость. Полли пыталась ее контролировать, но злость брала верх. — Тебе легко с этим шутить. Это ведь не тебе приходится валандаться с телефоном с громадными кнопками и принимать перкордан лошадиными дозами.

— Э-э, Полли, это уже…

— Нет, никаких «Э-э, Полли». — У нее на щеках выступили яркие пятна. Частично ее злость была обусловлена очень простой и понятной причиной: в воскресенье она чувствовала себя точно так же, как и Алан сейчас. С тех пор что-то случилось, что-то в ней изменилось, и примириться с этой переменой было нелегко. — Эта штука работает. Я знаю, что это глупо, невозможно… но это так! В воскресенье утром, когда пришла Нетти, я ужасно страдала. Я уже всерьез задумывалась о том, что эту проблему можно решить только одним по-настоящему действенным способом. Двойной ампутацией. Вот как мне было больно… Алан, я действительно думала: «Ну конечно же, ампутация! Как же я не подумала об этом раньше? Это же так просто!» А теперь, буквально через два дня, я чувствую только «фантомную боль», как называет ее доктор Ван Аллен, да и та уже отступает. Я помню, как год назад я целую неделю просидела на диете из одного неочищенного риса… только потому, что она могла бы помочь. Чем это хуже?

По мере того как она говорила, злость постепенно уходила из ее голоса, и под конец она уже почти умоляла.

— Не знаю, Полли. Правда не знаю…

Она раскрыла ладонь, придерживая ацку большим и указательным пальцами. Алан наклонился, чтобы получше ее рассмотреть, но больше не пытался дотронуться. Ацка представляла собой небольшой серебряный кулончик в виде неправильного шара. Малюсенькие отверстия, не больше газетного растра, пронизывали всю нижнюю половину. Кулон ярко блестел в лучах солнца.

Пока Алан смотрел на ацку, его охватило странное, необъяснимое чувство: эта штука ему не нравилась. Совсем не нравилась. Он едва сдерживался, чтобы не сорвать кулон с цепочкой и не выкинуть их в окно.

Да, конечно! Замечательная идея, мужик! Сделаешь это и будешь потом собирать выбитые зубы сломанными руками.

— Иногда я вроде бы чувствую, как там внутри что-то движется, — улыбаясь, сказала Полли. — Как в мексиканских прыгающих бобах. Глупо, правда?

— Не знаю.

С нехорошим предчувствием он наблюдал, как Полли прячет ацку обратно под блузку… но как только ацка пропала из виду, и пальцы Полли — непривычно гибкие, надо признать, — стали застегивать блузку, это предчувствие тут же угасло. Зато подозрение, что мистер Лиланд Гонт пытается обмануть женщину, которую он, Алан, любит, росло как на дрожжах… и если это правда, то она далеко не единственная, кого хотел обмануть мистер Гонт.

— А ты не думала, что дело вовсе не в этой штуке? — Он говорил, тщательно подбирая слова, с осторожностью человека, который пытается перейти бурный поток по скользким камням. — У тебя и раньше бывали ремиссии.

— Бывали, знаю. — Полли начала терять терпение. — Это все-таки мои руки.

— Полли, я просто пытаюсь…

— Я знала, что ты скорее всего воспримешь все именно так, как сейчас. Но факты говорят сами за себя, Алан. Я знаю, что такое ревматическая ремиссия, и, дорогой мой, это не совсем то. Лет пять или шесть назад у меня бывали периоды улучшения, но так хорошо я не чувствовала себя даже в лучшие из них. Сейчас все по-другому. Это похоже на… — Она запнулась и как-то странно взмахнула руками. — Это как вновь стать здоровой. Я не надеюсь, что ты поймешь, что я имею в виду, но объяснить лучше я вряд ли смогу.