Снова надвинулось молчанье. Фродо, в испуге и сомненье, медлил с ответом. Сэм нахмурился, глянул на хозяина, вскочил и выпалил:

– С вашего позволения, сударь, я скажу: нет, не годится! Бродяжник, он на что напирает: берегитесь, мол! – и тут я с ним согласен. Только не его ли поберечься для начала-то? Он ведь из Глухоманья, а там, слышно, добрые люди не живут. Что-то он про нас хитрым делом вызнал, это ясно. Так поэтому надо брать его в провожатые? Чего доброго, заведет он нас, как сам сказал, туда, где и на помощь-то позвать некого. Нет, сударь, как знаете, конечно, а у меня к нему душа не лежит.

Пин поерзал было на стуле, но смолчал. Бродяжник, не ответив Сэму, вопросительно посмотрел на Фродо. Тот отвел глаза.

– Нет, Сэм, ты, пожалуй, не прав, – медленно выговорил он. – А ты, – он обратился к Бродяжнику, – ты же совсем не такой, как с виду, а зачем притворяешься? Начал говорить – вроде пригорянин, а теперь и голос другой. Сэм прав: как же ты советуешь нам следить за каждой тенью, а сам ждешь, что мы тебе сразу и безоглядно доверимся? Кто ты на самом деле? Что ты про меня – про мои дела – знаешь? Как узнал?

– Вы, я вижу, и без моих советов настороже, – усмехнулся Бродяжник. – Но одно дело осторожность, другое – нерешительность. Без меня вы до Раздола не доберетесь, так что вам волей-неволей придется мне поверить. Жду я от вас, однако, не столько доверия, сколько решимости. На вопросы твои – правда, не на все – готов для пользы дела ответить. Только что в этом толку, раз у вас наготове недоверие? Я отвечу – вы еще спросите. Так и до рассвета можно проговорить. Вот что, впрочем…

В дверь постучали, и на пороге появился Наркисс со свечами, а за ним виднелся Ноб с ведрами кипятку. Бродяжник незаметно встал и отступил в темный угол.

– Пришел пожелать вам доброй ночи, – сказал хозяин, ставя подсвечники на стол. – Ноб, воду не сюда, а в спальни! – Он захлопнул перед ним дверь. – Тут вот какое дело, – продолжал трактирщик смущенно и нерешительно. – Если из-за меня вышел какой вред, уж простите великодушно. Сами ведь знаете: одно на другое налезает, а я человек занятой. Видите ли, мне велено было поджидать одного хоббита из Хоббитании, по имени Фродо Торбинс.

– Ну и при чем же тут я? – спросил Фродо.

– А, ну да! – закивал трактирщик. – Вы, значит, просто примите к сведению. Мне было сказано, что приедет он под именем Накручинс, и даны, извините, приметы.

– Да? И какие же приметы? – опрометчиво прервал его Фродо.

– Повыше обычного хоббита, плотненький, краснощекий, – торжественно отчеканил наизусть Лавр.

Пин хмыкнул, Сэм насупился.

– «Хотя это тебе, Лаврик, не приметы, – сказал он мне тогда. – Хоббиты – народ похожий, все плотненькие, все краснощекие. Но учти, что все-таки повыше других, рыжеватый и с раздвоенным подбородком. Прищур задумчивый, глаза блестящие, глядит прямо». Прошу прощенья, но я за его слова не отвечаю, если что не так.

– За его слова? А кто это – он? – взволновался Фродо.

– Ах ты, батюшки, забыл сказать: да приятель мой, Гэндальф. Вообще-то он маг, но мы с ним всегда были в дружбе. А теперь вот я даже и не знаю, чего от него ждать: или все пиво мне сквасит, или вообще меня самого в чурбан превратит – у него это мигом, он на расправу-то скор. Может, потом и пожалеет, да ведь сделанного не разделаешь.

– Так что же вы натворили? – нетерпеливо спросил Фродо.

– О чем бишь я? – задумался трактирщик, щелкнув пальцами. – Ах, ну да, старина Гэндальф. Месяца три тому останавливался он у меня в трактире. И вот однажды влетает на ночь глядя прямо ко мне в комнату – даже постучать забыл – и говорит: «Утром, Лаврик, мы уже не увидимся, я до свету уйду. У меня к тебе поручение». – «Слушаю, – говорю, – хоть десять». А он мне: «Ты сможешь отправить с оказией письмо в Хоббитанию? Сможешь передать с кем понадежнее?» – «Уж подыщу кого-нибудь, – отвечаю, – завтра или послезавтра». – «На послезавтра, – говорит, – не откладывай». И дал мне письмо. Надписано-то оно проще простого, – сказал Лавр Наркисс.

Он достал письмо из кармана, принял важный вид (ибо очень гордился своей грамотностью) и зачитал по складам:

– «ХОББИТАНИЯ, ТОРБА-НА-КРУЧЕ, ФРОДО ТОРБИНСУ».

– Письмо – мне – от Гэндальфа! – воскликнул Фродо.

– Так, стало быть, настоящая-то ваша фамилия – Торбинс? – спросил трактирщик.

– Сами ведь знаете, – сказал Фродо. – Отдавайте-ка мне это письмо и объясните, пожалуйста, почему вы его не отправили вовремя. Затем ведь, наверно, и пришли? Долго, однако, раскачивались!

– Ваша правда, сударь, – виновато признал бедняга Лавр, – и опять же прощенья просим. Что мне будет от Гэндальфа – прямо страшно и подумать. Только я ведь без задней мысли: схоронил его понадежнее до подходящего случая, а случая нет и нет – ну и вылетело оно за хлопотами у меня из головы. Зато уж теперь обо всем постараюсь, я оплошал, с меня и спрос: что смогу – только скажите, – сразу сделаю. Да и помимо письма у меня был какой уговор с Гэндальфом? Он мне: «Лавр, мол, тут к тебе явится один мой друг из Хоббитании – а может, и не один, – назовется Накручинсом. Лишних вопросов ему не задавай. Будет в беде – выручай, не жалей ни сил, ни денег, сам знаешь, за мной не пропадет». Вот, значит, и вы, а беда-то рядом ходит.

– Это вы о чем? – осведомился Фродо.

– Да об этих черных, – объяснил хозяин, понизив голос. – Они ведь спрашивали Торбинса, и хоббитом буду, если подобру спрашивали. В понедельник заезжали – собаки скулят и воют, гуси галдят и гогочут – жуть какая-то, честное слово! Двое сунулись в дверь и сопят: подавай им Торбинса! У Ноба аж волосы дыбом. Я-то их кой-как спровадил: езжайте, мол, дальше, там вам и Торбинс, и что хотите. А они уехать уехали, но спрашивали вас, слышно, до самого Арчета. Этот, как его, из Следопытов, ну Бродяжник-то, – он тоже все про вас спрашивал и прямо рвался сюда: ни вам поужинать, ни отдохнуть!

– Верно говоришь, рвался! – вдруг промолвил Бродяжник, выступив из темноты. – И зря ты, Лавр, не пустил меня – тебе же было бы меньше хлопот!

– А ты, значит, уж тут как тут! – мячиком подпрыгнул трактирщик. – Пролез-таки! Теперь-то чего тебе надо, скажи на милость?

– Теперь он здесь с моего ведома, – объявил Фродо. – Он пришел предложить свою помощь.

– Ну, вам, как говорится, виднее, – пожал плечами господин Наркисс, окинув Бродяжника подозрительным взглядом. – Только я бы на вашем месте со Следопытами из Глухоманья, знаете, не связывался.

– А с кем прикажешь ему связываться? – сквозь зубы процедил Бродяжник. – С жирным кабатчиком, который и свое-то имя еле помнит, даром что его день напролет окликают? Они ведь не могут навечно запереться у тебя в «Пони», а домой им путь заказан. Им надо ехать или идти – дальше, очень далеко. Или, может, ты сам с ними пойдешь, отобьешься от Черных Всадников?

– Я-то? Чтоб я из Пригорья? Да ни за какие деньги! – до смерти перепугался толстяк, будто ему и правда это предложили. – Ну, а если вам, господин Накручинс, и в самом деле переждать у меня? Какая спешка? Что вообще за катавасия с этими черными страхолюдами? Откуда они взялись?

– Они из Мордора, Лавр. Понимаешь? Из Мордора, – вполголоса вымолвил Бродяжник.

– Ох ты, спаси и сохрани! – побледнел от страха Лавр Наркисс. Видно, слово «Мордор» тяжко лежало у него на памяти. – Давно у нас в Пригорье хуже ничего не слыхали!

– Услышите еще, – сказал Фродо. – Ну а помочь-то мне вы все-таки согласны?

– Да как же не помочь, помогу, – шепотливой скороговоркой заверил господин Наркисс. – Хоть и не знаю, что толку от меня и таких, как я, против… против… – Он запнулся.

– Против Тьмы с Востока, – твердо выговорил Бродяжник. – Толку немного, Лавр, но уж какой ни на есть. Ты, например, можешь бесстрашно оставить у себя на ночь господина Накручинса – и не припоминать его настоящее имя.

– Еще бы, еще бы, – с видимым испугом, но тем решительнее закивал трактирщик. – Но черные, они-то ведь знают, что я вам не в помощь. Ох, какая, правда, жалость, что господин Торбинс нынче так себя обнаружил. Про Бильбо-то здесь давно уж слышали-переслышали. Ноб и тот, видать, понял, а ведь есть у нас и которые побыстрее соображают.