Она не могла избавиться от страха. В последние дни зловещий образ дяди разросся в ее представлении до чудовищных размеров. Подобно кошке, которой слабая мышка приписывает обладание самой сокрушительной силой, дядя рисовался в воображении Манеллы могущественным и чудовищно коварным.

На самом деле он был назойливым, беспардонным и страшным лишь для таких беспомощных созданий, как она.

«Но ведь и я смогла, по крайней мере, убежать от него!»— рассуждала Манелла, стараясь успокоиться.

Из леса показался маркиз, почему-то один.

Манелла не решалась смотреть ему в лицо, боясь понять правду по его выражению, и молча, напрягшись как тетива, выжидала.

— Что… что случилось? — едва выговорила она.

— Боюсь, твой дядя скончался, — произнес маркиз, — Скончался? — упавшим голосом повторила Манелла.

— Разбойник попал ему прямо в сердце, — объяснил маркиз, спешившись, — а на плече у него еще одна рана, должно быть, злодей стрелял в него дважды.

Манелла, хоть и не любила дядю, по доброте не могла не пожалеть этого человека, умершего в тот момент, когда она была так счастлива.

Девушка искренне посочувствовала покойному, о котором никто не будет горевать, потому что его никто не любил. Родственникам он приносил одни неприятности. Приятели были с ним одного поля ягоды и не питали к нему искренней привязанности. Женщины либо тянулись к деньгам, которыми он их одаривал, либо отвергали. Слуги ненавидели за вздорность нрава и скаредность, животные — за жестокость.

Манелла уткнулась лицом в широкую грудь маркиза.

— Мы ничем не можем ему помочь, — продолжал маркиз. — Лучше всего будет сразу заехать к местному главному констеблю, который был дружен с моим отцом, и уведомить его о происшествии.

— Но как же мы его оставим? — попробовала возражать Манелла. — Может быть, мы сами увезем тело?

— Нет, — твердо ответил маркиз. — Я не хочу, чтобы ты расстраивалась. Мы ничем не можем ему помочь, — повторил он. — Пуля попала прямо в сердце. Судя по тому, что ты бежала от этого человека, ты, вероятно, не слишком любила его. Однако он твой родственник, и я вполне понимаю твои чувства. Должен заверить тебя, что он умер мгновенно, ни минуты не мучаясь.

Не дожидаясь от Манеллы ответа, он свистнул лошадям, подсадил ее в седло, вскочил на своего жеребца, и они отправились в обратный путь в сопровождении Флэша и Сороки, которую даже не понадобилось привязывать.

И хотя сельская дорога была не слишком ровной, а солнце нещадно палило, Манелле казалось, что именно таким и должен быть путь в рай.

В деревне было безлюдно, лишь в одном из палисадников трое мальчишек и девочка что-то рисовали на песке.

Манелла удивилась, когда маркиз остановился явно для того, чтобы поговорить с детьми, которые дружно встали и подошли к изгороди, застенчиво улыбаясь всадникам.

— Спасибо вам, ребята! — приветливо обратился к ним маркиз. — Вы молодцы: заметили, куда поскакала эта леди, и предупредили меня, что в кустах, за деревней, может прятаться разбойник. Идите и купите себе сладостей!

С этими словами он достал кошелек и выдал каждому и, разумеется, девочке по гинее.

Дети как завороженные смотрели на золотые монеты, которых не видели никогда в жизни. В те времена это были большие деньги.

Манелла, привыкшая вести хозяйство при довольно скудных средствах, рассудила, что в семь-восемь лет ребенок не может верно распорядиться такой суммой, и решительно вмешалась:

— Эти деньги вы отнесете своим родителям, а вам на сладости я дам другие монетки.

Она положила в каждую из подставленных ей ладошек по полсоверена.

— Спасибо вам, — поблагодарила она.

Дети, потупившись от смущения, ничего не ответили.

Всадники продолжали путь, провожаемые взглядами детей.

События развивались так стремительно, что Манелле даже не пришло в голову удивиться, каким образом маркиз отыскал ее. Теперь, прежде чем спросить, как это произошло, она получила объяснение.

— Если бы не эти дети, разбойник, наверное, успел бы отобрать у меня Герона, — заметила она, содрогаясь при мысли о возможном исходе событий.

— Ну, думаю, твой дядя мог бы этому помешать, — возразил маркиз. — Однако я не понимаю, почему, имея пистолет, он даже не попытался стрелять. Судя по всему, разбойник скрылся цел и невредим.

— Да нет же, он стрелял! — сказала Манелла. — Просто он все время проводил в Лондоне, никогда не охотился и отнюдь не отличался меткостью.

Маркиз заметил, что Манелла отзывается о родственнике с неприязнью. По-видимому, у нее были веские причины бежать из дома. Но он предпочел не расспрашивать девушку об обстоятельствах ее прошлой жизни, во всяком случае, теперь, после того как она насмерть переволновалась.

Пару миль они проехали, не говоря ни слова.

— Главный констебль живет в полумиле отсюда, мы заедем к нему по пути, — прервал молчание маркиз. — Ты должна сказать мне, как зовут твоего дядю. Пожалуй, теперь ты можешь открыть мне и свое настоящее имя. Полагаю, что на самом деле ты не мисс Шинон.

Манелла усмехнулась:

— Как забавно, нет, как замечательно, что вы решились сделать мне предложение, даже не зная, кто я.

— Сегодня, когда я увидел из окна, как ты уезжаешь, я подумал, что готов жениться на тебе, будь ты дочкой самого дьявола, — сказал маркиз.

Манелла вздохнула.

— Если бы вы только знали, как мне хотелось, чтобы вы думали именно так, — счастливо улыбнулась она.

— Так как же зовут тебя и твоего дядю? — настаивал маркиз.

— Он был седьмым графом Эйвонсдейлом, — прошептала Манелла. — Папин брат… Унаследовал титул, потому что единственным ребенком в семье шестого графа была девочка.

Маркиз молчал, пораженный этим известием. Манелла продолжала, должно быть, желая разом освободиться от своих тягостных секретов.

— Я убежала от него, потому что он решил выдать меня замуж за герцога Данстера, богатого старика.

Должно быть, надеялся, что тот поможет ему выпутаться из долгов.

— Но ведь я помню твоего отца. Он приезжал сюда, когда я был ребенком! — воскликнул маркиз. — Мои родители очень его любили. Почему же ты сразу не призналась мне, кто ты на самом деле?

Манелла, отвернувшись, ничего не отвечала.

— Можешь ничего не говорить, я сам все понимаю. Итак, ты решила скрыться от своего опекуна под чужим именем?

— Не под чужим, а под бабушкиным. Она действительно была француженкой, и это ее девичья фамилия, — поправила Манелла, у которой после признания заметно отлегло от сердца.

— Воображаю, как ты негодовала, когда я предложил тебе свое покровительство, — смущенно продолжал маркиз. — Ради бога, прости меня. И как я не подумал, что подобным совершенством может обладать только истинная аристократка.

Манелла, казалось, не слишком вдумывалась в смысл его слов. Ей было приятно слышать голос любимого, сознавать, что он рядом.

— Пожалуйста, давайте больше не будем к этому возвращаться, — попросила она. — Главное, что все страхи, недоразумения и, я надеюсь, опасности позади. Теперь я так счастлива, что мне вовсе не хочется думать о плохом.

Маркиз смотрел на невесту восторженным взглядом, отчего Манелла ощущала внутренний трепет.

Вечером того же дня Манелла вновь лежала на массивной кровати, последовательно принадлежавшей всем владелицам Бекиндона. Она ожидала мужа, который должен был войти из смежной комнаты.

Умом она понимала, что несколько часов назад обвенчалась с маркизом, но все никак не могла привыкнуть к тому, что теперь она замужняя дама.

Благодаря распорядительности маркиза все устроилось очень быстро: констебль был уведомлен о случившемся, люди — посланы на поиски тела, которое надлежало доставить в родовое имение Эйвонсдейлов.

Покончив с этим делом, маркиз заметил:

— Мы должны пожениться не откладывая, сегодня же вечером.

Манелла посмотрела на него в замешательстве. Она не думала, что их бракосочетание может произойти так скоро.