Под большими сеянцами ребята подбирали каждую хвоинку, кое-где снимали даже мох. Десятка два сосенок пришлось удалить вместе с корнем.
Когда ведра у ребят наполнились хвоей, на вырубке заполыхал костер. Всю хвою, собранную с больных сосенок, высыпали в огонь.
— Так-то оно надежней будет, — смеялся Василий Егорович. — Допечем «шута», чтоб ему неповадно было по вырубкам шляться.
Хвоя потрескивала на огне, и к небу взлетали желтые искорки. Ребята то и дело подкидывали в костер сухой валежник.
— Ну вот, друзья, большое дело мы сделали сегодня, — сказал Семен Аркадьевич, когда последние ведра пораженной хвои догорели в пламени костра. — Спасибо вам за помощь.
— И от меня спасибо, — добавил лесник.
— Теперь вам надо подсев сделать на этой вырубке. Чтобы на месте удаленных сеянцев выросли новые. Я упрошу Василия Егоровича, чтобы он семян вам дал.
— И просить не надо, — проговорил лесник. — Сам давно об этом думку имею. Пять килограммчиков я для них специально оставил. Могу выдать хоть сегодня. Пусть сеют и на вырубках и в своем питомнике.
Перемазанные сажей и копотью, лесоводы возвращались квартальной просекой в Ташканы. Василий Егорович неспроста повел ребят этим путем. У него были свои соображения. Во-первых, ребята лучше узнают свой лес, а во-вторых, он решил за это время кое-чему научить их.
Едва вырубка осталась позади и ребята углубились в старый высокий лес, Василий Егорович остановился.
— Кто знает, как эта дорога зовется? И кто проложил ее?
— Тропа! — первым отозвался кто-то из пятиклассников.
— Просека! — выкрикнул Сашка Тергуев.
— Это квартальная просека. А прокладывают ее лесники. Они же следят за тем, чтобы просека не зарастала и во время обходов вырубают кустарник и молодую поросль, — обстоятельно, как на уроке, ответил Володя Мелькин.
— Верно! — лесник кивнул головой в знак согласия и подмигнул Семену Аркадьевичу, дескать, видал мол наших. — А теперь скажите, что это такое?
С этими словами Василий Егорович нагнулся и почти без всякого усилия выдернул из земли небольшой стесанный с двух сторон колышек.
Ребята повертели колышек в руках, ощупали его, разглядели со всех сторон — колышек как колышек.
И вдруг кто-то воскликнул:
— Смотрите, на нем зарубка! Это Василий Егорович поставил колышек и зарубку сделал…
— А кто ж еще кроме меня? — усмехнулся тот. — Раз я лесник, значит, моя работа. Но вижу, с этим делом вы впервой сталкиваетесь. Придется объяснить. Так вот, начнем с квартальной просеки. Как они по лесу идут?
— С запада на восток!
— С юга на север!
— Верно. А где они скрещиваются, там что?
— Квартальный столбик.
— Тоже верно. А от столба до столба, если просекой добираться, сколько километров?
— Один.
— Два километра!
— Три…
Ребята называли все большие и большие цифры, пока Василий Егорович не замахал руками.
— Арифметику вы знаете, верю. Но в лесном деле своя арифметика. Квартальные столбы ставят обычно через два километра. Бывает, правда, и после километра и после четырех, но чтобы через десять — такого не встречал. А от столба к столбу бегут эти колышки. Нам они на обходе время веселят. Дошел до колышка — одна поперечная зарубка. Соображаешь: сто метров прошел. Уже ногами проворней хлопочешь, чтобы вторую зарубку поскорей увидеть. Прошел километр, столбик встречает тебя косой зарубкой — крест на крест. А там к кресту снова поперечины добавлять начнешь через каждую сотню метров, пока до столба не доберешься. Пришел к столбу и иди на все четыре стороны, куда душа желает. Уразумели?
Дальше ребята пошли веселее. Возле столба, где обозначены были номера кварталов, они остановились, поджидая, когда подойдут Семен Аркадьевич, учитель и лесник.
— А что без дела сидеть! — воскликнул Сашка Тергуев. — Смотрите, сколько валежника в лесу. Айда соберем на просеку.
К тому времени, когда подошли взрослые, на просеке выросли три огромных кучи из валежника и хвороста.
— Большой прива-а-ал! — нараспев крикнул Володя Мелькин.
Ребята расположились вдоль просеки, развернули прихваченные из дому пакеты с едой и принялись за обед.
А чтобы было веселей, подожгли весь собранный валежник. Три костра вспыхнули разом. Яркие языки пламени плясали над кострами. Смолистые сучья трещали в огне, и десятки искр, взлетая, прятались под мохнатыми лапами старых елей.
11
Попробуй усиди дома, когда весь лес звенит чистыми, как весенняя капель, песенками зябликов, дроздиными переливами и посвистами, когда барабанная дробь дятла с вершины засохшей сосны разносится на многие километры вокруг и уже невольно ждешь, что вот-вот раздастся сигнал зовущего в поход горна.
Гудящий десятками птичьих голосов лес словно магнитом тянул ребят из поселка. Едва кончались уроки, как школьные бригады рассыпались по лесу. Работы шли по составленному на совете лесников графику: две бригады под наблюдением Василия Егоровича сеяли лес, две другие окапывали противопожарную полосу по границам лесничества, собирали упавшие деревья-мертвяки; остальные работали на пришкольном участке, под командованием Тани Калитиной — на закладке питомника.
Немало хлопот было и в группе охотоведов. Сашка и Павлик Тергуевы вместе с ребятами подолгу торчали возле дуплянок и записывали в дневник, какие птицы в них поселились. Больше всего времени они провели возле гоголиных домиков. В пяти уже поселились утки, и ребята ждали, когда гоглюшки займут остальные.
Уж так повелось в Ташканах, что на праздничные вечера вместе со взрослыми в клуб приходят и ребята. Так было и в этот первомайский вечер. И никто не удивился, когда начальник лесопункта Иван Петрович Готчиев объявил торжественное заседание открытым и сказал:
— Первое слово первомайского рапорта предоставляется пионерской дружине Ташканской школы.
Таня Калитина, сжимая в руках белый листок бумаги, прошла через весь зал и поднялась на сцену. Но тут листок выскользнул из ее, рук и, отлетев, опустился на пол, Сашка и Олави, сидевшие в первом ряду, тотчас подобрали его.
— Шпаргалку потеряла, возьми! — зашептал Сашка.
Но Таня не слышала его. Она была уже на сцене и только тут обнаружила, что листок с записями пропал. Таня растерянно посмотрела по сторонам.
— Говори, не волнуйся, — послышались ободряющие голоса.
— Давай без бумажки.
— Расскажи своими словами…
Таня улыбнулась и, преодолев робость, начала:
— Наши родители работают в лесу. А мы решили не отставать от них. В начале зимы в школе было создано пионерское лесничество. Прошло всего пять месяцев, но сделано уже немало. Все ученики с четвертого по восьмой класс учатся в кружке лесоводов. Мы многое уже умеем. Собрали пять тысяч тридцать килограммов сосновых шишек. Лесные бригады на шести гектарах посеяли семена сосны, прокопали два километра противопожарной полосы, заложили на пришкольном участке лесной питомник. По всему нашему лесничеству развешано четыреста птичьих домиков и дуплянок, — Таня смолкла, припоминая, что же еще сделали лесоводы школы, но так ничего не вспомнив, закончила: — Вот и все наши дела.
В зале зааплодировали, а Иван Петрович вышел из-за стола президиума и крепко пожал Тане руку.
А потом рапортовали бригадиры лесопункта. Они говорили о том, сколько сверхпланового леса заготовили их бригады для новостроек Родины.
Но вот Иван Петрович взял в руки небольшую красную книжечку и сказал:
— Накануне праздника лучшим рабочим лесопункта присваивается высокое звание ударника коммунистического труда. Первое удостоверение ударника я хотел бы вручить нашему передовому трактористу Армасу Ивановичу Лесонену.
Услышав свою фамилию, Олави схватил Сашку за рукав.
— Это же мой отец!
— А кто ж еще! — воскликнул Сашка.
Все присутствующие в зале стоя аплодировали до тех пор, пока отец Олави не поднялся на сцену. Прижав к груди красную книжечку ударника, он поклонился залу и что-то прошептал. Зал затих.