Авторские заметки на полях или Эссе о спасении, даруемом добрым словом

Вот она — всепобеждающая сила добра! Я не шучу, поверьте. Ведь в основу положен реальный случай, который произошел с одной моей хорошей знакомой, которую я знаю как саму себя…

А, что там!..

Однажды я очень нехорошо себя почувствовала — смертельно нехорошо. Но меня очень поддержало сочувствие одной очень доброй и красивой сестрички, работающей в больнице, куда меня закинули по скорой. Девочка была еще совсем молода, впрочем, как и я, и потому еще не успела зачерстветь сердечком как все медики со стажем.

Очень трудно передать на бумаге те чувства, что владели мной в то время, но свою безграничную признательность незнакомке за искреннее сочувствие, я помню до сих пор. Очень сожалею, что я не узнала имя девушки и потому внешность Сони списала именно с неё, пусть хоть в таком виде ей достанется моя невысказанная благодарность.

Действительно, если вы не пожалейте доброго слова и скажете его отчаявшемуся бедняге, — ведь не хлебом единым жив человек, то сказанное вовремя, оно не только утешит, но, может, спасет кого-нибудь от гибели. Чем долбать лбом полы в церкви, не лучше ли реальным поступком помочь своему ближнему?! Думаю, на небесах такое зачтется втройне.

Ладно, Лирика лирикой, а пора вернуться к нашим баранам. Н-да, они явно пребывают не в духе!

Услышав моё предложение, Ладожский отвернулся. «Ой-ой, какие мы сердитые! Подумаешь! Что я такого сказала? — во мне взыграло ретивое. — Ну, нет! Так дело не пойдет! Легко ты, голубчик, не отделаешься: не я первая начала дурацкий разговор. Тоже мне ревнивый Отелло выискался! Сейчас я отучу тебя от подобных глупостей, Соньке на радость».

— Вань, послушай, я ведь говорю совершенно серьезно, — вкрадчиво начала я.

Усиленное хлопанье ресницами, плюс небольшое усилие воли и слезы послушно подступили к моим глазам, «Так! Дело на мази! Подпустим немного рыдающих ноток в голосе».

— А почему ты не хочешь за мной поухаживать? Выходит, я совсем не в твоем вкусе? — со слезами жалобно произнесла я, не сводя наивно-влюбленного взгляда с несчастного приятеля. «Неплохо получается, талант не пропьешь! — одобрила я свою импровизацию. — Прости, Иван, но поделом тебе. Теперь главное, что бы слезинки раньше времени не скатились из глаз, иначе будет не тот эффект», — озабоченно подумала я, внешне являя образец безумно страдающей от любви Офелии или Джульетты, (выбирайте сами, кто из них вам больше нравится, лично мне первая девица: она мне ближе по типажу). Иван начал медленно поворачиваться ко мне, и я увидела, как на его ошеломленном лице, занимая все больше места, загорелись неподдельным изумлением синие глазищи. «Красота! Давай, мальчик, не подведи меня, — ведь я так стараюсь!»

— Столько лет я страдаю, иногда по ночам не сплю. Совсем пропал аппетит! А ты такой бесчувственный болван, что не обращаешь внимания на мои сердечные терзания. Как тебе не стыдно, Иван? — легко усилие воли и слёзы медленно покатились из распахнутых глаз. «Yes! Получилось!» — Умоляю, дорогой, все что угодно, но только не это! Никаких признаний в любви к Сонечке! Хорошо? Ведь это так бессердечно с твоей стороны. Я не могу их больше слышать, особенно, когда ты не обращаешь на меня ни малейшего внимания. Пойми, ведь я не железная!.. Конечно, я желаю вам счастья, но не хочу при этом страдать. Иван, как это жестоко!.. Муки неразделенной любви просто невыносимы!

Медленно опустив ресницы, я судорожно вздохнула и, подавив рвущиеся наружу рыдания, горестно уткнулась головой в переднее кресло. При этом краем глаза я не забыла глянуть на Ладожского. «Класс! Парень в полном ауте! Вот что значит великая сила искусства!»

Бедняга нерешительно взял меня за руку и начал что-то испуганно бормотать о том, что ничего не знал о моих душевных терзаниях, а если б знал, то никогда не заговаривал бы со мной о Соне…

Вот это да! Ванька-то к моему полному изумлению, попался по полной программе. Меня разобрал натуральный ржач, и я приложила просто гигантские усилия, чтобы по ходу мизансцены не выпасть из своего амплуа несчастной влюбленной героини…

Н-да. Всё бы хорошо, но моё импровизированное шоу закончилось самым постыдным образом. Неожиданно в него вмешался незапланированный натуральный злодей и сорвал бенефис начинающей великой актрисе. У-у, поганец! Короче, не успел Ладожский договорить, как раздался грохот. Находясь в полнейшем недоумении, я подняла голову и посмотрела в сторону источника шума. Ё-моё! Моим глазам предстало незабываемое зрелище вампирской драки, развернувшейся в проходе автобуса. Я так увлеклась своим драматическим действом, что не заметила в салоне всеобщего заинтересованного внимания к нашим персонам.

Последствия сказались незамедлительно. Ник, последнее увлечение Сони, оказывается, сидел неподалеку от нас с Ладожским. Черт, и как этот подарок оказался здесь? Вроде ж любимая подруга говорила, что он из клана Ягуара. И почему я не заметила его при посадке в автобус? Очень странно.

«Какого черта придурок тут делает, когда ему положено быть у себя дома или на крайняк ошиваться около Сони в другом автобусе? — вскочив на ноги, с отчаянием подумала я. — И что же мне делать? Каким образом остановить безобразие? Может, завопить в голос? Лезть к ним точно нет никакого смысла, если только за фонарём под глаз».

Слава богу, моё вмешательство особо не понадобилось. Стихийная драка закончилась также быстро, как и началась: наставники быстро обездвижили бойцов. В автобусе воцарилось относительное спокойствие, но общая атмосфера осталась напряжённой. Как по ходу дела выяснилось мрачный и до жути странный тип, всерьез воспринял мои речи о любви и, жутко разозлившись, полез в драку. Ну, не дурак ли он после этого?

Ухватив приятеля за руку, я потащила его на место.

«Ничего не понимаю, какой-то детский сад! — в растерянности метались мысли в голове. — Причем здесь я? Неужели Ванька прав и этот урод неровно ко мне дышит… вот, дьявол! Только этого не хватало!..»

Встрепанный Ладожский в драной футболке и злой как сто чертей, плюхнулся на сидение рядом со мной и зло прошипел:

— Ну, что, Мариэль, довольна? Знаешь, кто ты после этого?

— Ой, Ванечка, не ругайся! Ну, пожалуйста! Я же пошутила! Кто же знал, что так получится, — заглядывая ему в глаза, быстро затараторила я, внутренне ужаснувшись тому, что он назвал меня не Машкой, как обычно, а полным именем. Это был явный признак того, что мой приятель страшно зол. Схватив его за руку, и глядя в сердитое красивое лицо, я жалобно произнесла любимую фразу всех шкодников на свете: — Честное слово, я больше не буду!

— Так я тебе и поверил, — буркнул Ладожский, успокаиваясь, но всё ещё сердито глядя.

«Слава богу, Ванька парень отходчивый!» — возвела я очи небу.

— Хотя, что толку на тебя злиться. Как последний дурак сам «купился» на твои подначки, — добавил он, спустя некоторое время.

— Честное слово, я не хотела. Извини, так вышло, — примирительно проговорила я, попытавшись взять его за руку. Ладожский нервно дёрнулся и я постаралась не засмеяться.

— Ладно, замнём для ясности, а теперь помолчи. Не зли меня больше, чем есть.

— Хорошо. Могу и помолчать, — ответила я, обиженно глядя на приятеля. Упрямо сжав челюсти, он снова отвернулся. «Ну вот! Кажется, перестаралась, в попытке наказать Ваньку за его неуместные высказывания».

Конечно, я слегка раскаивалась в своей опрометчивой импровизации, но не сказать, чтоб сильно переживала. В конце концов, с моей стороны это был всего лишь безобидный розыгрыш и по большому счету к драке я не имею отношения. Конечно, Ладожский здорово злится, но он — друг, и потому простит. Наверняка с его стороны последует своеобразная месть, но это мелочи — отобьёмся.

Н-да. Ведь это только первая часть марлезонского балета. Судя по тяжелому злобному взгляду, который я чувствую затылком, по приезде на место предстоит и вторая его часть в исполнении мрачного типа с заднего сиденья.