Он недоверчиво ощупал часы. И понял, что они настоящие.

— Убедился? — Губы Ка Фая дрогнули в усмешке. — Реальность изменилась, Кевин. И изменить ее можно только в одном случае: если ее не существует.

— Но как ее может не существовать? — озадаченно пробормотал Кевин, все еще ощупывая часы. — Ведь я все это вижу, чувствую?

— Реальность — здесь! — Ка Фай снова постучал себя по виску, — Ты можешь быть рабом этой реальности — как в твоем нынешнем состоянии. Можешь быть ее другом — таким, как Леонид. А можешь стать ее хозяином.

Кевин молчал. Золотые часы на его руке и не думали исчезать.

— Со всем остальным точно так же, — продолжил собеседник. — Если ты считаешь себя жертвой и бегаешь от дживов, то ты ею и будешь. Считаешь охотником — будешь охотником. Выбор за тобой.

— Но ведь если я скажу себе, что я охотник, а не жертва, от этого ничего не изменится. Дживы все равно будут сильнее меня!

— Изменится твое отношение. Изменится твоя позиция на поле жизни. Сейчас ты просто пешка. Но пешка может стать ферзем. Главное для нее — поверить в то, что это возможно. И тогда Джара даст ей все для того, чтобы она достигла цели.

— Но зачем это Джаре?

— Не «зачем», Кевин, а «почему». Потому что Джара — это все, что ты видишь. И сам ты тоже Джара. Наверное, сейчас для тебя все это звучит бредом, но это на самом деле так. И когда Джара помогает тебе, она помогает себе познать еще один кусочек созданной ею реальности. Еще один опыт, еще один штрих к Вечности.

— Хорошо, — согласился Кевин, так ничего и не поняв в разъяснениях Ка Фая. — Я не хочу быть жертвой и хочу быть охотником. Что я должен сделать для того, чтобы это не было просто словами?

— Я могу помочь тебе стать охотником, — кивнул Ка Фай. — Но для этого ты должен дать согласие поиграть в мои игры.

Кевин даже усмехнулся:

— То же самое мне в свое время сказал отец Леонид. Я проклял тот день, когда клюнул на его удочку и согласился.

Ка Фай тоже улыбнулся.

— В этом ты не одинок, Кевин. Мы все проходили через это. В свое время я даже пытался убить своего учителя, потому что он испортил мне жизнь.

— И что из этого вышло?

— Что вышло? — Губы Ка Фая вновь тронула улыбка. — Я знал, что убить учителя очень трудно. Для этого нужны были сила и умения, а у меня не было ни того ни другого. Знал я и то, что пока он жив, свободы мне не видать. Именно тогда я и встретил человека, который рассказал мне о клане профессиональных убийц. Я потратил два года только на то, чтобы найти их и войти к ним в доверие. В итоге за четыре года они обучили меня своему искусству. И не только ему. Они полностью меня изменили. Я стал другим. Но самый большой сюрприз ждал меня в тот день, когда я сдал выпускной экзамен их школы. — Ка Фай снова усмехнулся. — Оказалось, что мое обучение в школе было частью замысла моего учителя. Это он подсунул мне человека, рассказавшего о школе убийц. Это он договорился с главой клана о том, чтобы меня приняли в эту школу, потому что человеку с улицы попасть туда невозможно. Зная, что я хочу убить его, мой учитель просто направил мое желание в нужное русло.

— Вы его не убили?

— Нет, конечно. К моменту окончания школы я стал другим человеком. У меня уже не было нужды ему мстить. И знаешь почему? — Ка Фай посмотрел Кевину в глаза. — Потому что я понял, что он был прав. И моя старая жизнь, о которой я так сожалел, не стоила и выеденного яйца.

И снова Кевин промолчал. Он хорошо понимал чувства молодого Ка Фая — того, который хотел убить своего учителя. Но чувствовал и то, что в словах старика о правоте учителя тоже что-то есть.

— Ты близок к тому, чтобы понять это, Кевин, — продолжил Ка Фай. — Самое большое несчастье в жизни человека — стать рабом Джары. Но однажды он понимает и то, что это была его самая большая удача. Я могу помочь тебе стать сильным. Ты сможешь спасти тех, кто тебе близок и дорог. Но для этого ты должен дать согласие учиться у меня. Сразу говорю, что обучение будет очень трудным. Но без этого у тебя нет ни единого шанса.

Кевин молчал.

— Я жду ответа, — напомнил Ка Фай. — Ты согласен?

— Да, — ответил Кевин и опустил взгляд.

Наступил вечер. Кевин только что поужинал вместе с Ка Фаем и теперь сидел у реки на скамейке, задумчиво глядя на медленно текущую воду. Несколько минут спустя к нему присоединился и хозяин.

— Тебе предстоит многому научиться, — без предисловий начал он. — И первым в этом ряду является умение не судить. Ты должен воспринимать окружающий мир с бесстрастностью видеокамеры — она регистрирует происходящее, но не выносит суждений. Для нее нет плохого и хорошего, доброго и злого, низменного и возвышенного. Только отрешившись от человеческих стереотипов восприятия, ты сможешь увидеть реальный мир. Научись не делить людей на друзей и врагов, не осуждай их за поступки, какими бы они ни были.

— Но ведь у меня действительно есть друзья и враги. — Кевин задумчиво взглянул на джара. — Как я могу их не разделять? Одни мне помогают, другие хотят меня убить.

— Ты не должен судить людей на основании их поступков. И причина этого очень проста: люди не принадлежат себе. Они марионетки, не осознающие того, что ими манипулируют.

— Разве вы не судите, называя людей марионетками? — тут же вставил Кевин.

Ка Фай улыбнулся:

— Леонид упоминал, что ты умеешь говорить. Теперь я это вижу сам… — Он пару секунд помолчал. — Назвав людей марионетками, я констатировал факт. Факты могут нравиться, могут не нравиться. Но от этого они не перестают быть фактами.

— Но если я негодяя назову негодяем, разве я не констатирую факт?

— Нет. Понятие «негодяй» является следствием человеческой морали, человеческой системы отношений. Простой пример: одного и того же человека кто-то может считать героем, а кто-то преступником. Все зависит от оценки его поступка. А оценка зависит от параметров нашего сознания, от зашитых в него установок. И когда я называю людей марионетками, я не сужу, а описываю реальное положение вещей. Люди действительно не принадлежат себе, их поведение определяется множеством сторонних факторов.

— Программами сознания? Отец Леонид рассказывал мне об этом.

— В том числе и программами сознания, — согласился джар. — К сожалению, людям свойственно забивать себе голову всяким хламом. Это не столько их вина, сколько их беда. Просто подумай — как можно обвинять в чем бы то ни было человека, не осознающего себя, не понимающего, что именно подталкивает его к тем или иным поступкам? Такому человеку впору посочувствовать. Пытался тебя на днях убить некий охотник, верно? Ты считаешь его негодяем, готовым за деньги убить другого человека. С обычных человеческих позиций все так и есть, он негодяй и мерзавец. Но мы — джары. У нас другой взгляд на мир. Представь этого убийцу в возрасте пяти лет — кого ты увидишь?

— Не знаю. Ребенка.

— Именно. Является ли этот ребенок тем убийцей, которого ты знаешь?

— Нет, — ответил Кевин, пытаясь понять, к чему клонит Ка Фай. — Но он им стал.

— Но почему он им стал? Хотел ли этот ребенок стать убийцей?

— Не хотел. Но разве это что-то меняет? Того ребенка уже давно нет.

— Ты в этом так уверен? — Ка Фай пытливо взглянул на Кевина, и тот отвел глаза. — Каждый раз, когда какой-то человек будет вызывать у тебя неприятие, отвращение, ненависть, представь его ребенком. И ты поймешь, что этот ребенок ни в чем не виновен. Как и все в этом мире, он читал сказки, о чем-то мечтал, к чему-то стремился. И мечты эти наверняка не были плохими. Но потом он стал взрослеть, в него начала входить вся ложь этого мира. И мальчишка не справился с этой атакой, не выдержал. Превратился в убийцу — только потому, что в трудную минуту ему никто не помог. Не объяснил, что есть что, не направил на верный путь. Человек запутался, но там, в глубине его очерствевшей ожесточившейся души, все еще живет тот самый голубоглазый мальчишка, мечтавший о далеких мирах и удивительных приключениях.