– Конечно, – сказала Мэри.
– И все это благодаря Рэнделу и тебе, – добавил Пол. Мэри не ответила. – Может быть, перед нашим отъездом заедет Ханна, возможно, уже завтра. Она позвонила и сама приглашала, но я сказал ей, что мы будем заняты…
– Она нас не побеспокоит, – возразила Мэри.
– Но ведь надо укладываться, привести дом в порядок перед отъездом.
Пол наклонился и поцеловал Мэри.
– Наш второй медовый месяц. – Мэри закрыла глаза и замерла. – В Италии, – прошептал Пол в ее темные волосы. – Ты всегда хотела увидеть Италию. – Он обхватил ее руками. – Наш медовый месяц, – прошептал он снова.
– Да, – ответила Мэри куда-то в его шею. Она освободилась от его объятий и вздохнула. – Я опоздаю на ленч. Лучше я пойду одеваться.
Пол вслушивался в ее шаги по лестнице, потом в холле внизу. Потом стукнул кулаком по столу и выругался.
Когда автомобиль Мэри отъехал, Пол пробрался в ее кабинет, чтобы обыскать его, шкаф за шкафом, ящик за ящиком. На дне ящика письменного стола лежали тяжелые, в черных обложках тетради для записей, спрятанные под старыми газетами.
Он наугад открыл одну из них. «В кварталах» было написано рукой Мэри на первой странице. В другой тетради была «Странная девушка». «Для лучшего и для худшего». «Точная цена». «Хозяин». Книга за книгой, в этих черных тетрадях находились все первые пять романов Рэндела, написанные рукою Мэри. Их сюжеты носили следы переработки. Он перелистал каждый из них.
– Дьявол! – наконец воскликнул Пол и запустил тяжелым словарем в стену кабинета. Словарь оттолкнулся от стены и упал на ковер. – Дерьмо! – Пол уставился на эти толстые тетради. Имени Рэндела не было ни в одной из них.
Августовское солнце освещало столовую Норы, его лучи падали на стены и скатерти. Пухлое, задумчивое лицо Норы склонилось к Мэри, а руки обнимали подругу. Мэри перестала плакать.
– Не расстраивайся, – сказала Нора. – Я присмотрю за твоим домом… отправлю тебе необходимое…
– Ты всегда готова помочь. И выслушать истории о моих несчастьях.
– Я продолжаю думать: бедняга Рэндел, – сказала Нора. – Он ведь мог только болтать.
– Я же могла только лгать. Презирать и лгать. Я всю свою жизнь провела, предаваясь этим занятиям. Дети выслушивали мою ложь годами. Я думаю, что из всего, что пришлось делать, это было самым тяжелым для меня.
– Когда я думаю обо всех глупостях, которые мне приходилось говорить тебе….
– Это многое меняет, – сказала Мэри. – Даже после всех прошедших лет.
– Да, – согласилась Нора, помолчала немного, задумавшись о чем-то. – Ты ведь моя самая старая подруга, но видеть здесь классика словесности Мэри Квин за моим столом…
– Вот почему я никогда не признаюсь Полу.
– Он любит, чтобы его жены вели себя как подобает женам? – спросила Нора.
– Всякий раз, когда я начинаю говорить ему об этом, я ясно вижу, какой он хочет меня видеть: соревнование, он один в свете рампы. – Мэри накрутила на палец колечки волос– А теперь… Теперь еще Мишель. Конечно, это Мишель. Ну почему он не мог выбрать кого-то моложе и красивей?
– Подожди, пока он не узнает, что ты была тем писателем, которого он годами изучал!
– И он пугает меня – вот что самое плохое, – добавила Мэри. – Когда он напивается, он становится другим человеком. Я знаю теперь про его первую жену.
Лицо Норы потемнело.
– Так зачем ты берешь его в Италию?
– Я хочу, чтобы он понял, кто я такая, в таком месте, где он сможет понять, какие приятные преимущества это ему дает: приглашения, призы, деньги, которые он получит за мою биографию… если он будет счастлив, он… – Мэри смотрела на кончики своих волос. – Думаю, что каждый – даже ты – решил, что я вышла за него, потому что он моложе и он красив? Конечно, поэтому тоже. Но главное, он любил мои сочинения, то, что я писала! Можешь представить себе, что именно это привлекало меня больше всего… его любовь к тому, что у меня на сердце: к моим книгам!
Обе женщины молча сидели несколько минут в освещенной солнцем столовой.
– Ну что ж, – произнесла Нора, – ты уже путешествуешь по жизни в первом классе, и это начало. Богатая, привлекательная, влиятельная. Публика захочет тебя читать. Они пригласят тебя и раскроют твою тайну!
– «Нож вонзился в мясо, вино налито в рог…» – От слов старинной баллады у Мэри увлажнились глаза. – «И был пир во дворце Артура».
– Конечно, пир! – воскликнула Нора, подпрыгивая. – На озере Комо!
– «И никто не смел войти, только сыновья знатных людей страны». – Мэри улыбнулась ей в ответ, а потом глаза ее прищурились. – «Или художники со своими картинами».
– А ты как раз из них, – уточнила Нора. – «Художник со своей картиной».
– И если Пол обнаружит, если поймет…
– Я надеюсь, там будет много народа, – заметила Нора. – Но все же хочу, чтобы ты поехала туда одна.
– Там будет масса народа, – ответила Мэри. Нора покачала головой.
– Но я хочу, чтобы ты поехала туда одна.
Пол расхаживал по сочинениям Мэри, проложив себе дорогу черными тетрадями, разложенными по полу. Он задел одну из них, проходя. Она раскрылась на странице, наполовину испещренной исправлениями, с заметками на полях о сюжете и характерах… Неужто Рэндел все эти изменения продиктовал? Кто теперь сможет это узнать? Он разложил тетради по ящикам и снова прикрыл их газетами.
Собирается ли она сказать кому-нибудь, как много написано ею в этих книгах? Четверть? Половина? Рэндел умер – он не сможет бороться, – а она разболтает все Норе Гилден.
Он шагал по комнате. Если бы ему, в конце концов, удалось опубликовать некоторые части его тщательного анализа, может быть, он смог бы доказать…
Он выругался. Мэри нездорова. Он должен сказать всем, что… поместить ее в больницу для душевнобольных, заставить ее успокоиться.
Нет времени на это. Нет времени. Она разговорится с кем-нибудь, отправляясь в Италию в четверг, а в разговоре…
В ящике под его зимними вещами была бутылочка с таблетками снотворного. Он натолок дюжину таблеток чайной ложкой, размешал их с водой и небольшим количеством растворимого кофе и поставил раствор на ту полку в кухне, до которой Мэри не могла дотянуться.
Он выпил днем больше обычного. Когда он лег на кровать, выложенный кирпичом камин, зеленые растения и белые стены медленно закружились в его глазах… Она любит лить кофе перед сном, он часто готовит его ей. Она слишком беспечно ведет свою машину…
Полупьяный, он дал себе зарок не пить больше виски. У него есть одна ночь и один шанс… а завтра приедет Ханна. Он увидел темную, узкую дорогу, идущую вдоль реки, наполовину перевернутую машину Мэри, саму Мэри, медленно переворачивающуюся в бурлящей реке… вздувшаяся река и вздувшееся тело вращались в его голове по мере того, как комната вращалась вокруг него…
Когда Мэри вернулась домой, Пол выпил крепкого кофе. Он поцеловал ее, и она почувствовала запах кофе, смешанный с запахом виски. Он сел с ней в столовой, улыбался, вытянув длинные ноги и устремив взгляд в темноту сада.
– Через пару дней мы в Италии! Чтобы отпраздновать это, предлагаю поужинать, я займусь этим.
– Это было бы прекрасно. – Мэри выглядела утомленной. Она поднялась наверх переодеться и начать паковать чемоданы Пола.
Ужинали они во внутреннем дворике. Темные окна зеркально отражали огни свеч. Пол улыбался сквозь стекло своего бокала и спрашивал, помнит ли она их первую трапезу у камина.
– В тот вечер я купил цветы и вино «Амана», а потом остался до утра.
Мэри сказала, что помнит. Она больше не хотела есть.
– Кофе? – спросил он.
– Сегодня, пожалуй, нет, – ответила она. – Мне нужно выспаться.
– Значит, без кофе, – сказал Пол.
– Да, спасибо. – Мэри смотрела на отражение пламени свеч. «Италия», – подумала она про себя и улыбнулась.
Зазвенел дверной звонок. Мэри поднялась на его звук, а Пол в кухне выругался. Что-то упало на пол.