Грешный, я грешный. Бес меня попутал на старости лет влюбиться – да в кого! – в молодую хозяйку. Уж больно весело у неё носик вздёрнут был, и смеялась так заливисто, что заслушаешься.

Прежде я барышню не встречал почти. Она всё больше в доме, мне-то, дворнику, какая там нужда? А как лета своё брать стали, благородие меня швейцаром поставил; сказал, лицо у меня доброе, гостям то приятно будет. Уж я старался. С поклоном дверь открывал, одежду подавал, коли нет никого – лестницу подметал, перила да ручки чистил. Так бы и жил, покуда Господь меня к себе не прибрал, да только беда со мной приключилась. Чёрт надоумил, не иначе.

Встречал я как-то хозяев. Барин с супругой всё у ворот стояли, разговоры вели, в дом не торопились. А молодая хозяйка, знать, слушать их не захотела, припустила через сад, белкой по крыльцу проскакала, и уж у дверей стоит – с детства шустрая такая. Я, как до́лжно, пополам согнулся, за ручку взялся, и тороплюсь открывать. Да тут, надо же, пуговица с моей шинели слетела и барышне прямо под ноги. «После, – думаю, – подыму, негоже хозяйке ждать». А барышня вон какая оказалась: не побрезговала, сама наклонилась. Пуговицу мне протягивает: «Что ж вы не берёте?» – говорит. А я как дурень стою, смотрю в глаза её серые и шевельнуться не могу, дверь наполовину открыл: ни туда ни сюда.

Как опомнился, пуговицу взял да в сторонку отошёл. А сам думаю, что это со мной: сердце в груди грохочет не хуже колокола, со лба пот течёт, а пальцы сами пуговицу наглаживают – коснулась ведь своими ручками белыми.

Так и жил. Сколько раз на дню барышня выйдет, али зайдёт, сердце-то у меня в груди и ухнет куда-то. Да мне иного и не надобно было: глазами провожу, вот вроде и насмотрелся, а коли не одна идёт, так и голос услышать можно. Но долго моё счастье не продлилось: уехала барышня. За границу, говорят. Вот уж где я горя хлебнул. День-деньской гостей встречал, хозяев приветствовал, ждал её, ан нету.

Тогда-то тоску мою и приметил барин один. Не раз он в хозяйском доме бывал, одевался уж больно чудно́, тоже из-за границы, поди. Заинтересовался: что, мол, скучно у дверей стоять. «Как скучно, – говорю. – Такой дом, вон какие гости важные хаживают, некогда скучать-то». Только он мне не поверил: как ни придёт, опять спросит. Истерзал совсем. Рассказал я. Попутал же чёрт с господами такие речи говаривать.

Барин помочь обещал. Изобретателем назвался. Звал какой-то прибор посмотреть, поможет, мол. Я на уговоры не соглашался: где это видано, дворнику к господам ходить. Но такие уж барин речи вёл, не выдержал я.

Дом у барина небольшой оказался, не то что хозяйский. Комнаты хоть и просторные, светлые, но больно уж много всякого: механизмы какие-то, конзтрукции. Я как пришёл, барин меня первым делом к дверям подвёл – чудны̀е такие, со стеклом, створки туда-сюда ходят. Я таких и не видал прежде. «Хочешь, – говорит, – любезную свою повидать?» Я, ясное дело, головой закивал, а сам не знал, куда деваться. Фуражку в руках теребил, по сторонам глядел, корил себя всё: что же я, старик, а разуму не нажил, задумал недоброе – барышню преследовать. А барину только в радость. Улыбался он, колёса какие-то у дверей крутил, подмигивал. После так сказал: «Знаю я, как тебе её найти, куда б ни поехала – встретишь».

А потом вона как случилось. Я в тот день, крест даю, в рот ни капли не брал. Только вдруг очнулся и не помню ничего. Всё вокруг чужое, непонятное, такое и во сне не привидится. Мимо дамы и господа ходят, но одежда на них – тьфу! – таких и господами совестно звать. Я сперва подумал, может, барин меня за границу отправил. Да только ошибся я.

С тех пор целыми днями гостей встречаю, двери перед ними открываю. Господа на меня в упор глядят и не видят. «Механизмом» зовут, иной раз «датчиком». Так и говорят: «Датчик открытия дверей». А кто, он это «датчик», я знать не знаю.

Много лиц я за день вижу, столько и не перечтёшь, а барышню свою так и не встретил. Обманул, выходит, изобретатель, обманул.

В приёмной разговаривали. Заслышав мужской голос, Ирида оставила работу и напрягла слух. Подглядеть за происходящим в приёмной не получалось: со своего места Ирида видела только плечо хозяйки химчистки. Обтянутое в цветастое платье и вязаную сетку оно недовольно вздрагивало, что сулило Ириде неприятности.

Наталья Михайловна не доверяла наёмным менеджерам. По её словам, приходившие на собеседования девушки совершенно не разбирались в тканях и видах чистки. По этой причине клиентов Наталья Михайловна всегда принимала сама. Спросить Ириду, так хозяйка была излишне подозрительной. Бо́льшую часть времени это никак не мешало работать, но разговор в приёмной несомненно, дёргал Наталью Михайловну за больной нерв.

– Неужели пятна имели место быть? – спросила Наталья Михайловна в своей странной манере.

– Да нет, знаете, бельё чистое, но я третий раз нахожу на простыне волос. Длинный рыжий волос. Вы не скажете, чей он? Ярко-рыжий, – уточнил мужчина. Говорил он спокойно, без претензии, Ириде даже показалось, что в вопросе прозвучало что-то похожее на надежду.

– О, какое безобразие! Отвратительное происшествие. Я немедленно буду просить, чтобы почистили барабан машинки.

Ирида безошибочно прочла в интонации Натальи Михайловны задетую гордость. «Сейчас влетит», – приготовилась к нападкам Ирида.

Когда дверной колокольчик известит об уходе посетителя, Ирида вернулась к работе. Грозный цокот каблуков тут же предупредил о надвигающемся выговоре. Прошествовав по стиральному залу, Наталья Михайловна нависла над Иридой маленькой, но пугающей тенью.

– Ирида Немовна! – гаркнула Наталья Михайловна, как только Ирида подняла голову. – Шуточки свои прекратите шутить! Мало того что клиентов распугаете, так ещё проверку накликаете. Вашим волосам в белье находиться недопустимо!

Не успела Ирида ответить, как в приёмной снова звякнул колокольчик, и Наталья Михайловна поспешила к стойке.

С минуту Ирида сидела без движения: отходила от столкновения с начальницей. Когда оцепенение спало, девушка весело усмехнулась, заправила за ухо рыжую прядь и подумала: «Много вы понимаете, Наталья Михайловна. Это вам семья в тягость, а мне ещё прабабушка говорила, семь раз надо свой волос на мужскую постель уронить, ежели замуж хочешь. Нас, русалок, иначе в жёны-то не берут. И ведь работает бабушкино предание».

Ирида опустила груду грязного белья в ванную и, разбрызгивая пену по сторонам, заработала мощным хвостом.

Началась эта история довольно скучно. Я сидел перед кабинетом стоматолога, страдал от зубной боли и надеялся, что успею проскользнуть в кабинет прежде, чем придёт пациент по записи. Секундная стрелка настенных часов резво неслась по циферблату, на экране телевизора довольные курьеры везли продукты довольным клиентам. От их натужно-счастливых лиц зуб заныл сильнее. Я взял со стеклянного столика журнал. Реклама, реклама, реклама. У меня давно сложилось впечатление, что мир напичкан рекламой, как желудок едой в новогоднюю ночь: насыщение есть, а удовольствия никакого. Я уже собирался вернуть журнал на место, когда увидел заголовок: «Бог времени в твоём кармане».

«Да, ладно! – подумал я. – Что же такого вы смогли придумать?» И начал читать. Надо сказать, статья меня так впечатлила, что я сфотографировал её, поэтому привожу как есть.

«Мир ускорился, жизнь каждого из нас ускорилась, даже движение планеты стало быстрее. Списки дел на день занимают не одну, а две, а то и три страницы планировщика. Мы больше ничего не успеваем и по-прежнему молим о дополнительных часах в сутках.

И, похоже, компания “Юнитом” услышала наши молитвы. Их разработчики заявили, что нашли способ открыть дверку беличьего колеса и готовы выпустить всех желающих на свободу. “Хроносус”, который выйдет на рынок уже в мае, позволит пользователям больше не следить за временем. Прибор будет делать это сам.