«Кто такой Замар - твоя новая жертва?»
«Владелец завода, командир», - сказал человек за пределами моего узкого поля зрения. «В ловушке».
Завизжала рация, звонили сотовые телефоны, люди разговаривали, гремели двигатели, на покрытых копотью лицах лежало обугленное тело. Я закрываю глаза и позволяю течению утащить меня.
Я ненадолго очнулся, когда приехала скорая помощь. Я самостоятельно споткнулся до задних дверей, но бригаде скорой помощи пришлось поднять меня на спину. Когда они неуклюже пристегнули меня ремнями на боку, тряска машины скорой помощи довела меня до крошечной точки боли. Если я закрыл глаза, у меня стало плохо в животе, но свет пронзил меня, когда я их открыл.
Когда мы пролетели через подъезд машины скорой помощи, я смутно заметил название больницы, но это было все, что я мог сделать, чтобы пробормотать ответы на вопросы, которые задавала медсестра. Я каким-то образом вытащил свою страховую карту из бумажника, подписал бланки, назначил Лотти Гершель своим врачом, сказал им, чтобы они уведомляли г-на Контрераса, если со мной что-нибудь случится. Я пытался дозвониться до Моррелла, но мне не разрешали пользоваться мобильным телефоном, да и вообще меня посадили на каталку. Кто-то воткнул мне иглу в тыльную сторону руки, кто-то стоял надо мной, говоря, что им придется срезать мою одежду.
Я попытался возразить: на мне был хороший костюм под военно-морским бушлатом, но к тому времени наркотик начал действовать, и мои слова превратились в бессмысленную болтовню. Я никогда не был полностью под наркозом, но, должно быть, мне дали лекарство от амнезии: я не мог вспомнить, как они срезали мне одежду или вынимали кусок оконной рамы из моей спины.
Я был в сознании к тому времени, когда меня повезли на кровать. Наркотики и пульсация в плече заставляли меня просыпаться всякий раз, когда я засыпал. Когда в шесть вошел резидент, я проснулся в той тупой, скучной манере, которая возникает из-за бессонной ночи и кладет слой марли между вами и миром.
Она сама не спала всю ночь, справляясь с неотложными хирургическими операциями, как у меня; хотя ее глаза были опухшими от недосыпания, она была достаточно молода, чтобы сесть на стул у моей кровати и говорить ярким, почти задорным голосом.
«Когда окно лопнуло, осколок рамы выстрелил тебе в плечо. Тебе повезло, что прошлой ночью было холодно - твоя куртка не позволила засову проникнуть достаточно глубоко, чтобы нанести реальный ущерб. Она протянула восьмидюймовый кусок искореженного металла - мой, чтобы сохранить, если я захочу.
«Мы собираемся отправить тебя домой сейчас», - добавила она, проверив мое сердце и голову, а также рефлексы в моей левой руке. «Знаете, это новое лекарство. Из операционной в кабину. Твоя рана хорошо заживает. Только не позволяйте повязке намокать в течение недели, поэтому не принимайте душ. Вернитесь в следующую пятницу в поликлинику; мы поменяем повязку и посмотрим, как у тебя дела. Какая у тебя работа?"
«Я следователь. Детектив.
«Так вы можете прекратить расследование на день или два, детектив? Отдохните, позвольте анестезии выйти за пределы вашего организма, и все будет в порядке. Есть ли кто-нибудь, кому вы можете позвонить, чтобы отвезти вас домой, или мы должны посадить вас в такси? »
«Вчера вечером я попросил их позвонить другу, - сказал я. «Я не знаю, были ли они». Я также не знал, сможет ли Моррелл организовать поездку сюда. Он поправлялся от пулевых ранений, которые чуть не убили его в Афганистане прошлым летом; Я не был уверен, что у него хватит выносливости проехать сорок миль.
«Я возьму ее». Конрад Роулингс материализовался в дверном проеме.
Я был слишком вялым, чтобы удивляться, обрадоваться или даже волноваться, увидев его. - Сержант… или нет, вас повысили, не так ли? Теперь лейтенант? Вы проверяете всех жертв вчерашней аварии?
«Только те, кто поднимает красный флаг, находясь в пределах пятидесяти миль от места преступления». Я не видел особых эмоций на его квадратном медном лице - ни беспокойства старого любовника, ни даже гнева старого любовника, который был зол, когда оставил меня. - И да, меня повысили: теперь вахтенный коммандер на 103-й улице и Оглсби. Я выйду из вестибюля, когда доктор объявит, что вы готовы снова взорвать Южную сторону.
Резидент подписал мои выписки из больницы, выписал мне рецепты на викодин и ципро и передал меня медперсоналу. Помощница медсестры передала мне остатки моей одежды. Я могла носить брюки, хотя от них пахло сажей и в них были вкраплены кусочки холма, но мое пальто, куртка и блузка из розового шелка были разрезаны на плечах. Даже ремешок моего бюстгальтера был обрезан. Я заплакал от шелковой рубашки, от нее и от куртки. Они были частью заветного наряда; Я надела их утром - вчера утром - чтобы сделать презентацию клиенту в центре города перед тем, как отправиться в Саут-Сайд.
Помощницу медсестры так или иначе не волновало мое горе, но она согласилась, что я не могу выходить на публику без одежды. Она пошла к медсестре, которая достала мне откуда-то старую толстовку. К тому времени, как мы сделали все это и нашли санитара, который отвез меня в вестибюль, было почти девять.
Конрад воспользовался привилегией полиции, чтобы припарковаться прямо перед входом. Он спал, когда санитар выкатил меня, но очнулся, когда я открыл пассажирскую дверь.
