Год 1922[1], город Рун[2]

Девять. Девять звезд человек мог видеть в крошечное окошко, выдолбленное у самого потолка. Девять точек на черном полотне неба — все, что ему досталось этой ночью от целого мира, который простирался снаружи, за пределами тюрьмы.

…Небольшая деревушка, сокрытая в густом хвойном лесу… суровый, но справедливый взгляд отца… река, пересекающая лес к востоку от поселения, где они с друзьями ловили рыбу: крупных золотистых линей и мелких карасей, скользких, с серебристыми спинками… первый меч, короткий и тяжелый, и первое чудище, с которым ему пришлось столкнуться… Убитые жертвы вставали в ряд в его памяти: лица некоторых из них он уже не мог различить на внутреннем холсте своих прикрытых глаз, но какие-то врезались в его память навечно. Сколько их было? Зверям и гуманоидам[3] и счету нет, а вот лица людей он помнил хорошо: гордые, несломленные, рыдающие и умоляющие о пощаде. Он видел вереницу фигур с предсмертными гримасами — последним актом, что им удалось совершить перед тем, как застыть навсегда. Память — единственное, что осталось из всего его имущества, да несколько книг, что ему разрешили забрать с собой. Если я вынужден весь остаток своей жизни провести здесь, в заточении, обреченный на одиночество и стыд — значит, где-то я был не прав. Отчего же я так глуп, что не могу увидеть, где именно я ошибся?

Летом он с восхода и до заката мог погружаться в чтение, отвлекая себя от тяжелых раздумий. С наступлением осени солнце заглядывало через небольшое окошко лишь на несколько часов в день, и порой в ненастные дни он даже не понимал, когда заканчивался один день и начинался другой.

Ирас с детства увлекался историей, и зачитанные и перечитанные им до дыр сотни раз книги были аккуратно разложены в самом сухом углу камеры, которая в длину составляла три, а в ширину целых четыре широких шага человека. Здесь были как сборники мифов и размышлений: «Путешествие к вулкану», «Тайна ослиной головы и львиного хвоста», «Чего хотят боги?» и «Сказания о древних королевствах», так и вполне серьезные научные трактаты, в число которых входили «Заметки об исследовании прибрежных земель», «Очерки из истории северного края», «Великая Империя Людей и ее враги», «Святыни исчезнувшей империи», а также несколько заметок об артефактах, оставленных гигантами[4] по эту сторону Широкого Моря.

Уснуть никак не получалось, и он начал уже в который раз прокручивать в голове свой неизменный перечень дел на следующий день. Конечно, Ирас понимал, что строить подобные планы в его положении было глупо, даже абсурдно, но также он сознавал, что распорядок необходим ему, если он не хочет сойти с ума. Каждое утро он обязательно уделял несколько часов немногим доступным ему физическим упражнениям. После этого хромой охранник Бернт обычно приносил еду, если не уходил в запой. В последнем случае Ирасу приходилось несколько дней сидеть на сбереженных им запасах: с каждого пайка он старался отложить краюху хлеба, или кусок сырой моркови, или даже ломоть сыра, когда ему особо везло. Затем его ждали книги. И после того, как камеру окутывала абсолютная темень, Ирасу оставалось лишь вновь и вновь погружаться в раздумья, доставая из памяти бережно сложенные аккуратными стопками воспоминания. И так до самого утра.

Раз в неделю ему приносили пару ведер воды, и это был особый день. Ирас старался содержать себя и свою комнатушку в чистоте и порядке. Он непременно мыл пол и иногда даже стены, и на неделю наполнял свой глиняный кувшин питьевой водой. Все эти ритуалы давали ему обманчивое представление, что жизнь продолжается. Несмотря на пребывание в тюрьме, Ирас ежедневно просыпался в бодром расположении духа, ведь мысль о том, что ему все еще есть для чего жить, освещала его будущее бледным огоньком надежды. Он совершенно не боялся смерти. Даже заточение было ему не столь в тягость, ведь у него было то, что позволяло видеть смысл в нескончаемых повторяющихся изо дня в день действиях. И пока надежда сопровождала его бытие, он готов был ждать и терпеть. Годы. Десятилетия.

Едва различимые шаги вернули его в реальность. Он присел от неожиданности на своей жесткой кушетке и начал гадать, что все это может означать. Вот уже несколько лет он ни с кем толком не говорил. Лишь иногда во время утреннего обхода Бернт обменивался с ним парой фраз, а иногда, если у того намечался приятный вечер, колченогий стражник даже рассказывал о событиях, происходящих за стенами тюрьмы. Так, Ирас знал о присоединении к армии короля Амадео[5] странных существ из другого измерения, о возвращении из заточения страшного демона Белефа[6], о перевороте в Шуттгарте[7] и о назначении гнома[8] государевым наместником впервые за всю историю правления людей. Но шаги были другими: не тяжелая шаркающая походка, как у хромого охранника, — поступь была мягкая, осторожная, как у тигра, готовящегося неожиданно напасть. Ирас подумал о своих пантерах: сможет ли он вспомнить, как призвать их, теперь? Помнит ли он хоть что-то из того, чему посвятил всю свою жизнь на службе у лорда Хродгара? Лорд Хродгар… Мысли его не успели вернуться к событиям того рокового дня, что перевернул с ног на голову всю его жизнь, так как чье-то тихое дыхание послышалось у самой двери его клетки. Было темно, и он не видел посетителя, но голос, разрезавший тишину тюремной башни, всколыхнул воспоминания в его уме. Последний раз он слышал этот голос несколько лет назад: спокойный, размеренный, невозмутимый, жесткий.

— Ты не видишь меня, зато я тебя — прекрасно, Ирас-отступник. Посмотри-ка, во что ты превратился. А ведь тебе была уготована должность главного помощника самого лорда Руна и командира его войска. Столь многообещающее будущее: лучший ученик почтенного магистра Самаэла, темный паладин — возможно, единственный среди всего рода человеческого. Жаль, жаль…

Несмотря на огромное желание заговорить, Ирас сдержался: его собеседник был не из тех, с кем безнаказанно можно было обменяться парой даже самых безобидных слов.

— Ты даже не спросишь, почему я здесь? — настойчиво поинтересовался голос.

— Скажи мне, что ты держишь свое слово, и этого будет довольно, — с трудом выдавил человек, сверля глазами тьму перед собой.

— Иначе и быть не может, — прозвучал ответ, и все, что оставалось Ирасу, — это верить: ведь без этой веры вся его жизнь не будет стоить и гроша. — Но я здесь не за тем, — продолжил его незримый собеседник, — чтобы отчитываться перед тобой. Я здесь, чтобы дать тебе еще один шанс.

Сердце с силой забилось в груди человека, но он тщательно старался не выдавать свое волнение, ведь иначе хитрый зверобой немедленно почует смятение жертвы и захлопнет свою ловушку. Меж тем посетитель продолжал:

— Признай, что ты был не прав, попроси прощения, преклони предо мной колено — и ты вновь заживешь жизнью, которой достоин. Все обвинения в предательстве будут сняты с тебя, барон.

Зубы Ираса непроизвольно заскрежетали, с такой силой он сжал их.

— Я могу быть кем угодно, но я не предатель, и мне не за что извиняться перед тобой, — прорычал он.

— Кем угодно… — собеседник усмехнулся, — тогда ты глупец, безумец. За восемь лет в этой клетушке ты не только не осознал всю бессмысленность своих действий — ты даже не понял, как играть в эту игру. Но в твоей глупости заключена огромная сила, поэтому мне придется действовать так, как я совсем не хотел… Но ты меня вынудил…

— Ты не посмеешь, — Ирас бросился на железные прутья и, обхватив их ладонями, крикнул в темноту коридоров: — Не делай этого, прошу…

— Тогда ты сделаешь то, что я тебе сейчас велю, — голос звучал совсем рядом и везде одновременно, — и, возможно, оказавшись на свободе и вдохнув ее сочный воздух, ты поймешь, что все обернулось совсем не так ужасно, как ты себе представлял. Его величество король Астеар мудро правит Севером, а со мной во главе своей армии он смог многократно усилить влияние Элмора во всем мире. Тот, кого ты так защищал, был предателем, марионеткой короля Амадео.