– Джонс!

Услышав свою фамилию, Индия Селвин Джонс обернулась. Мод забрала у нее очки, и ей, чтобы увидеть позвавшего, пришлось прищуриться.

– Профессор Фенвик! – воскликнула она, просияв при виде лысого, бородатого мужчины, проталкивающегося к ней через море колышущихся голов в академических шапочках.

– Джонс, а вы умненький котенок! Стипендии от Уолкера и Листера. Премия от Денниса! Есть хоть какие-то награды, которых вас не удостоили?

– Премию Битона получила Хэтчер.

– Премия Битона – сплошное надувательство. Любой дурак способен вызубрить анатомию. Врачу требуются не только знания, но и нечто большее – умение их применить. Хэтчер едва ли сумеет шину наложить.

– Тсс, профессор! Она стоит у вас за спиной! – прошептала Индия, опасаясь, что подобные слова могут вызвать скандал.

Выпускная церемония закончилась. Под звуки бодрого марша студентки покинули маленькую сцену аудитории и теперь позировали для фотографий или болтали с родными и друзьями, пришедшими на торжество.

Фенвик отмахнулся от слов Индии. Скандалов он не боялся. Этот человек высказывался свободно, резко и, как правило, во весь голос. Индия частенько становилась мишенью его язвительных словесных стрел. Она хорошо помнила первые дни ее появления в аудитории Фенвика. Ей поручили собрать анамнез у больного плевритом. Затем Фенвик велел ей открыть диагностический журнал и на основе записей дать общую картину состояния пациента. Индия едва успела произнести «Я чувствую…», как профессор накинулся на нее:

– Вы… что? Вы… чувствуете? – загремел он. – Джонс, вы записались на мой курс не для того, чтобы чувствовать. Мы здесь говорим не о поэтах эпохи раннего романтизма. Мы ставим диагнозы, ведем истории болезни. Вы здесь находитесь только для наблюдений, поскольку еще слишком невежественны для чего-то другого. Чувства затуманивают ясность суждений. Джонс, вы поняли мои слова? Что делают чувства?

– Затуманивают ясность суждений, сэр, – ответила Индия, щеки которой пылали.

– Прекрасно. Начните чувствовать вашего пациента, и вы повредите ему дурацкими предубеждениями. Запомните, Джонс: пациента надо наблюдать… замечать отечность сердца и знать, что она вызвана почечной недостаточностью… наблюдать печеночную колику и знать ее причину – отравление свинцом… Да, Джонс, наблюдать пациента, с ясностью и бесстрастием, и тогда вы его вылечите.

Кажется, это было вчера. А теперь…

– Так-так, дайте-ка взглянуть, – сказал Фенвик, горя нетерпением увидеть содержимое кожаной папки, зажатой у Индии под мышкой.

Индия раскрыла папку. Ей самой хотелось еще раз увидеть свои имя и фамилию, выведенные каллиграфическим почерком, дату – 26 мая 1900 года, печать Лондонской медицинской школы для женщин, а также заявление всему миру, что она прошла необходимое обучение и отныне имеет право называться доктором.

– Доктор Индия Селвин Джонс. Не правда ли, звучит красиво? – спросил Фенвик.

– Согласна. Звучит красиво. Но мне надо услышать эти слова еще несколько раз, прежде чем я в них поверю.

– Чепуха! Кому-то и нужна бумажка, подтверждающая, что они врачи. Однако вы к таким не относитесь.

– Профессор Фенвик! Профессор, идите сюда… – раздался пронзительный женский голос.

– О боги, – вздохнул профессор. – Декан. Похоже, эта дьяволица притащила с собой главного врача Бродмурской больницы. Хочет, чтобы я убедил его взять кое-кого из вас на работу в эту больницу. Вам чертовски повезло, что Гиффорд уже взял вас к себе.

– Да, сэр. Мне просто не терпится поскорее начать.

– Неужели? – фыркнул Фенвик. – А вы хорошо знаете Уайтчепел?

– Я немного работала в Королевской бесплатной больнице.

– А по вызовам на дом ходили?

– Нет, сэр.

– Беру свои слова назад. Насчет Гиффорда и везения.

Индия улыбнулась:

– Неужели это так скверно? Я ходила по вызовам в других бедных районах. В Камдене, Паддингтоне, Саутуарке.

– Запомните, Джонс, Уайтчепел – уникальное место. Другого такого не сыщете во всем Лондоне. Вы там многое узнаете и многому научитесь. Можете не сомневаться. Но с вашим умом и знаниями вам бы стоило поработать в клинике при каком-нибудь университете, обучаясь у прекрасных врачей. Потом открыть свой кабинет, как Хэтчер. Частная практика. Ваше место там.

– Сэр, открытие своего кабинета мне не по карману.

Фенвик выразительно посмотрел на нее:

– Даже если бы и было по карману, сомневаюсь, что вы на это согласились бы. Дай вам ключи от прекрасно оборудованного кабинета где-нибудь на Харли-стрит, вы их тут же вернете и помчитесь в трущобы.

– Мне, сэр, предпочтительнее туда просто пойти, – засмеялась Индия.

– По-прежнему бродите по воздушным замкам?

– Сэр, мне больше нравится называть это целями.

– Значит, больница?

– Да.

– Для женщин и детей.

– Совершенно верно.

Фенвик вздохнул:

– Помню, как вы с Хэтчер говорили об этом, но я тогда не поверил, что ваша затея пойдет дальше разговоров.

– У Харриет не пошло. У меня… пошло.

– Джонс, вы хоть представляете, с чем столкнетесь в первые же дни работы?

– Кое-что представляю.

– Сбор денег… охота за подходящим местом… Вы свихнетесь от одной только административной стороны вашей затеи. Вам понадобится время, чтобы сдвинуть больницу с мертвой точки. Уйма времени, когда у вас не будет ни минуты, чтобы просто передохнуть. Работая у Гиффорда, вы собьетесь с ног. Как вы все это выдержите?

– Я найду способ, сэр. Чтобы почувствовать разницу, надо попробовать, – решительно произнесла Индия.

Фенвик покачал головой:

– Помните, как шесть лет назад вы говорили мне те же слова? Только-только появившись здесь. Я до сих пор не могу понять зачем.

– Зачем… что?

– Зачем у молодой аристократки, принадлежащей к одной из богатейших семей Англии, такая тяга почувствовать разницу?

– Сэр, я не… я не… – вспыхнула Индия.

– Профессор! Профессор Фенвик!

Опять декан.

– Мне надо идти, – сказал Фенвик, но не тронулся с места; несколько секунд он сосредоточенно разглядывал свои ботинки, затем добавил: – Не стану скрывать, мне будет недоставать вас, Джонс. Вы были лучшей студенткой из всех, кто у меня учился. Рациональной, логичной, без эмоций, не в пример моему нынешнему стаду дурочек. Рад был бы сказать, что самое тяжелое уже позади, но это лишь начало. Вы хотите почувствовать разницу, изменить мир, однако у мира могут быть свои мысли на сей счет. Надеюсь, это вам известно?

– Конечно, сэр.

– Хорошо. Тогда зарубите себе на носу: что бы в вашей тамошней жизни ни случилось, вы врач. И очень хороший. Этого отнять у вас никто не сможет. И не потому, что так написано здесь. – Он постучал по кожаному переплету ее диплома. – А по причине… – Он коснулся лба Индии. – Никогда об этом не забывайте.

Теперь настал черед Индии разглядывать свои туфли.

– Не забуду, сэр, – прошептала она.

Ей хотелось поблагодарить профессора за все, что он сделал; за превращение восемнадцатилетней невежды во врача. Но она не знала, как это сделать. Обучение заняло шесть лет. Шесть долгих лет трудностей, борьбы и сомнений. Если бы не Фенвик, Индия не дошла бы до финиша. Но как выразить ему свою благодарность? С чего вообще начать?

– Профессор Фенвик… – произнесла она, подняв голову, но его рядом уже не было.

Индию захлестнуло чувство одиночества и потери. Вокруг смеялись и весело болтали недавние однокурсницы. Их окружали родные и друзья. Только она была одна, если не считать Мод. Фредди отсутствовал по причине государственных дел. Уиш в Америке. Ее родители жили в Блэквуде, за сотни миль от Лондона. Но даже если бы они жили рядом со школой, то все равно не пришли бы. Индия это знала.

На мгновение она подумала о том, кто обязательно пришел бы, если бы смог; о парне, который пешком прошагал бы из Уэльса до Лондона, чтобы в этот день оказаться рядом с ней. Хью. Мысленным взором Индия увидела его взбегающим по Оуэнс-Хилл, услышала его смех. Мозг подкинул другую картину: Хью стоит на скале Диффидс-Рок, голова запрокинута, руки распростерты и обращены к хмурым и ненастным валлийским небесам. Индия попыталась прогнать эти картины, но не смогла. Глаза защипало от слез. Она торопливо смахнула слезы, зная, что Мод где-то неподалеку – сестра обещала ей праздничное чаепитие. Знала Индия и о нетерпимости сестры к растрепанным чувствам.