Часть первая

Когда было начало света,

Тогда не было ни неба, ни земли, только синее море,

А среди моря – дуб высокий,

Сели на дуб два дивных голубя,

Стали думать, как свет основать?

Спустимся мы на дно морское,

Вынесем мелкого песку,

Мелкого песку, золотого камня.

Мелкий песок посеем мы,

Золотой камень подунем мы.

С мелкого песку – черная землица,

Студена водица, зелена трава.

С золотого камня – синее небо, Синее небо, светлое солнце, Ясен месяц и все звезды.1

Пролог

Случилось то, когда Род сотворял мир и не было ни света, ни солнца, ни луны, ни звёзд. Во тьме находился лишь Род – прародитель всего сущего, и родил он Любовь. Силою любви разрушил темницу и сотворил царство небесное, а под ним сотворил поднебесное. Радугой разрезал пуповину, а каменной твердью отделил Океан от небесных вод. В небесах Он воздвигнул три свода. Разделил Свет и Тьму. Затем бог Род родил Землю, и погрузилась Земля в темную бездну, в Океан. Из лица Его тогда вышло Солнце, Луна – из Его груди, звезды небесные – из Его очей. Зори ясные появились из бровей Рода, темные ночи – из Его дум, буйные ветры – из Его дыхания, дождь, снег и град – Его слезы. Голос Рода стал громом с молнией. Родом были рождены для Любви небеса и вся поднебесная.

Род родил небесного Сварога и вдохнул в него свой могучий дух, и дал ему способность смотреть во все стороны одновременно, чтоб ничто от него не укрылось.

А Сварог создал семнадцать рун, и каждую из них наделил божественной силой, и властвовали ими боги и духи-хранители. Чернобогу же не позволил обладать, в отместку Чернобог прокрался в Сварогову кузницу, и выковал одну единственную руну.

Тогда Сварог победил Чернобога и отправил навсегда в Навь, но прежде Чернобог обхитрил Сварога. Вдохнул он в руну свой дух, и наделил властью над всей нечистью земной и подземной, а потом обернулся одним из богов и вошёл к жене его, и совершил с ней блуд, и надел на неё руну свою.

Узнал о том муж её и праведным гневом тотчас разошёлся, лишил Ергу памяти о божественном происхождении, и прогнал её в Явь. А руна Чернобога осталась с нею, отравила душу её ненавистью и породила Ерга зло от зла.

***

Об том, что её соседка Ерга – босорка2, Айка давно догадалась. По дню Ерга ничем не отличалась от обычных женщин – крепкая грудастая молодица, бойкая да одинокая. Но ночью лучина в её избе не гасла, а любопытная Айка возьми да подгляди в оконце.

Видит – восседает на печи безобразная старуха с длинными паклями и измятым уродливым лицом, аки упырица, а прислуживают ей прекрасные женщины, с изъяном – ноги-то козлиные у них.

Испугалась Айка увиденного, не сказала никому, стороною Ергу обходила, старалась не гневить. А ерге до ней дела не было. Так бы и жили, но посватался к ладной Айке Милан из соседней деревни.

Все девки Айке завидовали, а Ерга так и вовсе посерела от зависти. Полюбился Милан Ерге, так полюбился, что стала она его к себе зазывать. То хлебом угостит, то водицей напоит. Только впустую все. Мать Милана сведующая была, да обереги над сыном читала, но куда уж ей с босоркой управиться!

В день свадьбы как ни уберегала она молодых да не уберегла. Проехали молодята через перекрёсток, где ведьма скрученный из мочала пояс закопала и в тот же миг весь поезд возьми да обратись в волков.

Люди долго не думали, половили зверье, хлебом благословенным накормили да сняли проклятие. Только Милана среди них не оказалось.

Заплакала Айка и пошла к Ерге в ноги кланяться. А Ерга повела плечом, руку в бок уперла и говорит:

– Нет больше твоего милого, девка. Забудь его.

Прогнала бедную Айку.

Ополоумела девка – сколько раз её ловили, чтоб ночью в лес не ушла, а она знай сидит себе у дома босоркиного и все Милана дожидается.

Дождалась таки. Было это ясной ночью, когда в небе горела луна червонным золотом. Глядит Айка – неужто волк у ведьминого тына? А и правда! Перекинулся зверь, смотрит она – Милан! Бросилась к нему, слезы по щекам бегут, он глядит на неё, а сам не узнает. А Ерга выскочила с избы, как взмахнет рукою – вмиг тучи налетели, да град просыпался величиной с голубиное яйцо. Подхватил Милан Ергу на руки, как невесту, и укрылись они в избе. А несчастная Айка едва успела за ним до крыльца добежать, ударила молния и на том же месте упала она замертво.

К осени у Ерги мальчик родился. Назвали его Вовкулакой, и так он был на Милана малого похож, что мать его заголосила, увидев мальчика играющего у Ерги на пороге.

– Две души в нем, – кричала она, привлекая внимание люда. – Бойтесь двоедушника, ибо проклят он и кровь человеческая на его руках.

Но едва лишь сказала то, как и ее Айкина участь постигла, а Ерга, знай себе, ухмыляется.

Как дошли те слова до князя, то князь приказал Ергу на костре сжечь, а на сына ее, годками равного княжевичу, рука не поднялась. Приказал он руну с него снять да спрятать, а Вовкулаку в темницу кинуть, очертить ее оберегами и заклятиями, и не выпускать ни за грош, ни за доброе слово.

А было то ровно за век до событий о которых ужотко поведется.

***

1

Китежъ, г. Лагвица,

страдникъ, годъ белого филина 

(июль, год две тысячи пятнадцатый от Рождества Христова)

– Что здесь происходит? – Спросила Ванда, застыв на пороге родительского дома.

– Вернулась! – Всплеснула руками Яра! – Ягодка наша! Заждались мы тебя!

Бояре привстали из-за стола, приветствуя дочь хозяев.

Бакуня подошёл к Ванде, взял из рук тяжелую сумку и по-отечески поцеловал в щеку.

– Сваты приехали. – Сказал он. – Скоро свадьбу справим.

Брови Ванды поползли вверх.

– Свадьбу? – Эхом повторила она.

– Свадьбу-свадьбу, – засмеялись мужики, приняв ее растерянность за смущение.

– Негоже девке по институтам мотаться. Остепениться пора. – Сказал отец. – Выберем тебе жениха полюбее, а там вскоре и детишки пойдут…

Ванда бросила взгляд на охмелевших от бражки бояр и улыбающуюся во весь рот Яру. Оно и понятно, чья задумка была.

Яра ее невзлюбила – пусть и женщиной она была доброй, да своенравной, упрямой, новой веры, а потому колдовства не приветствовала ни в каком виде – будь то простые чары для дома или страшно сложные боевые руны. И падчерице, некогда строптивой девчонке, а теперь выпускнице-отличнице Школы Колдовских Таинств, применять колдовство запрещалось – как бы чего дурного не вышло.

– Простите меня, – сказала Ванда. – Не отобедаю с вами – устала с дороги.

– Иди, дочка, отдохни. – Бросил старший боярин. – А мы уж тут с батькой твоим покумекаем – если к общим решениям придем – скоро и породнимся.

Промычав в ответ что-то невнятное, Ванда взбежала по лестнице на второй этаж, где под чердаком теснилась ее комнатушка, и заперлась на ключ, готовая вот-вот разрыдаться.

Швырнув вещи в угол, она достала из дедовского сундука зримое блюдце и крутанула по столу. Илья ответил лишь после третьей попытки.

– Ванда? – Слегка удивился он. – З-здравствуй! – Илья рябил и заикался. – Рад т-тебя видеть! Прости, связь ни к леш-шему, – зашипел он, – я на границе!

– Батюшка сватанье затеял! – Перешла к делу Ванда.

Илья взглянул на нее со всей серьёзностью: