Когда ты принимаешь единственное, верное и правильное решение – оно тебя освобождает. Иначе делает пожизненным заложником всех последующих за ним ошибок и непрекращающихся неисправимых последствий… Как в эффекте домино – самом длинном и бесконечном.

И здесь всегда надо использовать холодный и трезвый расчёт. Всегда! Поскольку эмоции сожрут твою нервную систему вместе с мозгом за считанные дни, превратят в недееспособную размазню, сотрут до основания самое лучшее, что в тебе ещё оставалось… уничтожат последнее, что якобы делало тебя человеком.

Вера и надежда – основа всех основ. Без них даже любовь превращается в непосильную обузу, которая изъедает тебя изо дня в день подобно смертельному вирусу, мутирующему в нечто кошмарное и всепоглощающее каждый раз, когда ты пытаешься его чем-то остановить и убить. Только в один прекрасный день ты вдруг осознаешь, что он уже давным-давно стал частью твоего организма, он стал тобой и возврат к прежнему состоянию невозможен. Попытаешься избавится от него – убьёшь и себя… или попросту превратишься в безмозглый овощ, в сплошной сгусток чего-то пустого, чёрного и такого же мерзкого, чем когда-то и являлся Джуниор Мэндэлл.

Наверное, нет ничего пугающего, чем осознавать, насколько ты близок к откату, невероятно огромному и не исключено, что летальному. Только в этот раз ты ничего не можешь с этим сделать. Ты настолько бессилен и беспомощен, что от окончательного срыва тебя отделяет всего ничего – несколько секунд ожидания нескольких фраз абсолютно чужого для тебя человека. И ты ничего не можешь с этим сделать – совершенно НИ-ЧЕ-ГО! Только ждать, сходить с ума и ощущать, как она изменилась и как меняется невообразимо бешенными темпами, вырывая из твоих пальцев нити самоконтроля с мясом и костями. Насколько она уже остервенела, взбесилась и готова разорвать тебя изнутри при любой малейшей ошибке и необдуманном шаге. Ты больше ею не управляешь и не контролируешь, она снова взяла над тобой верх и в этот раз может победить окончательно.

Возврата больше не будет ни для кого… ты это понимаешь? НИ ДЛЯ КОГО ИЗ ВАС!

– Дэн, может ты всё-таки примешь успокоительного? Если будешь и дальше метаться, как тот тигр в клетке, и накручивать себя, боюсь в ближайшее время на операционном столе будут лежать уже двое, а не один!

Бл*дь, Дэниз! Ты не могла бы заткнуться? Какого чёрта ты здесь вообще забыла? И почему он сейчас не помнит, как звонил Алексу и сообщал тому, что случилось и где вы теперь…

Где вы теперь?.. Боже милостивый. Сколько вы здесь уже? Десять минут? Десять часов? Целую вечность?

– Дэниз, бога ради… Тебя никто не заставляет здесь сидеть и смотреть, что со мной происходит. Или я похож на взбесившегося психопата, который крушит мебель и бьёт окна?

Хотя нет. Спасибо, Дэниз, что сумела вырвать его на несколько секунд из данного полузабытья, увидеть где вы, очнуться от тех кошмарных образов и мыслей, что атаковали его… тебя с того самого момента, когда с Эллис это случилось. И казалось, последнее не собиралось заканчиваться, зациклившись или остановившись на нескольких стоп-кадрах… самых страшных и невообразимых. На её мертвенно бледном лице, неподвижном теле, ледяной коже и практически не прослушивающемся пульсе. Ты словно сам находился в нескольких разрывных ударах собственного сердца между тлеющим сознанием и полным срывом-провалом в абсолютное ничто. Она больше не шевелилась, не корчилась от боли… боже, ты почти был уверен, что она и не дышала. А потом тебя какого-то чёрта потянуло расстегнуть на ней пальто, словно оно мешало ей дышать, мешало биться её сердцу в полную силу. И ты так боялся выпустить её из своих рук, переложить на более удобное сиденье бокового дивана, словно она перестанет получать твоё тепло и все твои тщетные попытки вернуть её в сознание.

«Крамер, бл*дь! Мы едем или стоим?.. КРАМЕР, КАКОГО ЧЁРТА МЫ ДО СИХ ПОР ЕЩЁ НЕ В БОЛЬНИЦЕ?»

Потом ты просто не мог какое-то время говорить… Подрезавший все перетянутые струны нервов и эмоций страх попросту отправил большую часть твоего здравого рассудка в полный нокдаун. Ты не мог поверить тому, что увидели твои глаза и почувствовали пальцы, тебя словно уже и не было в пределах окружающей реальности… вас двоих уже там не было и уже бог весть знает сколько застывшего времени с твоим остановившимся сердцем.

Её кровь… горячая, липкая и быстро остывающая… тёмно-бардовое уродливое пятно, расползающееся по мягкому полотну красного платья… бьющая в нос пугающим запахом холодного железа. И она не останавливалась, словно намеревалась опустошить всё её тело, выйти из неё до последней капли…

Это было невозможно… невероятно! Ты не мог в это поверить. Такое может произойти с кем угодно и где угодно, но только не с Эллис, ни с ТВОЕЙ ЭЛЛИС! Ты же всё взял под свой контроль! Специально! Чтобы избежать подобных вещей! Всё рассчитал наперёд…

Как? ПОЧЕМУ?

– Дэн, Дэниз права, тебе лучше принять успокоительного или хотя бы просто сесть… – Лекс тоже не отличился стопроцентным спартанским спокойствием и почему-то решил остаться, хотя временами тебя так и порывало послать их всех далеко и надолго. Как будто они тебе мешали своим присутствием – мешали сходить с ума и делать то, чего ты не позволял себе вот уже бог весть знает сколько лет.

– Неужели так сложно прислать кого-нибудь, сказать хоть что-то! Сколько она уже в операционной? Почему так долго?

И конечно ты не метался, как говорила Дэниз из угла в угол подобно загнанному в ловушку зверю, он метался в тебе: рвал, хрипел и царапал по свежим ранам стальными когтями, то ли в конец пытаясь ослепить изнутри, то ли изодрать на хрен в клочья остатки здравого рассудка вместе с внутренностями и костями.

А так… ты просто не мог, как другие, сидеть в удобных креслах и диванах в ближайшей от операционной комнате ожидания. Пусть даже слабость подрезала все сухожилия, выбивая нервной дрожью по самым уязвимым каналам. Тело словно само жило своей собственной жизнью или подчинялось внутренним толчкам взбесившегося зверя и сердца. Никаких резких движений или рывков, ударов кулаками по ближайшим стенам или колоннам, одна сплошная пережатая пружина – немного ослабь, отпусти и разорвёт изнутри на смерть.

– Дэн, всему своё время. Ты же не первый день в больнице и в подобных ситуациях, тебе ли не знать, как обычно всё происходит.

Алекс определённо бредил или делал вид, что ни хрена не понимал. Посмотрел бы ты на него, окажись сейчас на месте Эллис Дэниз. Легко рассуждать о чём-то подобным тоном, когда у тебя всё прекрасно! Когда тебе не приходилось за несколько минут до этого отмывать в ближайшем туалете засохшую с дрожащих рук кровь, едва соображая, что ты делаешь. И когда тебя не било разрядом в сотни тысяч вольт одной единственной навязчивой мыслью – чья это кровь и почему её так много. А главное, почему ты не можешь запомнить и половины из всего, что происходило. Что творилось со временем? Что творилось с тобой и с реальностью? И что сейчас с НЕЙ? Где она? Что с ней делают?

– Я просто должен знать! – ты даже не мог запомнить, как смотрел в лицо друга, какое у него было при этом выражение, да и был ли это Рейнольдз а не кто-то другой. Может тебе он просто привиделся или ты бредил наяву, пусть тебе и хватало сил стоять и говорить вполне сдержанным голосом более менее понятными фразами. Нереальность происходящего ощущалась несоизмеримо чудовищной и всесминающе огромной, на грани подступающего безумия…

Быть рядом, знать, что она возможно на грани, у черты между жизнью и смертью и не иметь возможности даже прикоснуться?..

Неужели все повторялось, но в более чудовищной интерпретации? И ты опять ничего не мог сделать! Абсолютно НИЧЕГО!

– Всё будет хорошо, Дэн. Настраивайся на лучшее и тогда всё будет хорошо. Ей нужны твои силы, а не показательные обмороки раскисшей истерички. И самое главное, постарайся после не искать «виновных» случившемуся. Зная тебя, ты обязательно захочешь выкинуть что-нибудь эдакое в последствии…