© Эдин Е. А., 2019

Он поднялся, глядя в темную глубину окна, как в зеркало, и привел себя в порядок. Заправил рубашку в брюки, затянул ремень, провел ладонями по волосам.

Рядом в отражении появилась фигурка Анны – она приблизилась из коридора балетными шажками, стала за спиной, положила ладони ему на плечо, пристроила на них подбородок и начала вглядываться в стекло. Словно оценивала, как они выглядят вместе.

Павел замер на мгновение с занесенными руками, застегивающими пуговицы рубашки, чтобы не спугнуть тихую красоту, которая была растворена вокруг, в ней, в них, в том, как вписаны они в небогатую, казенную обстановку съемной квартиры, как всю эту оконную картину обливает оранжевый свет, а за стеклом, если потушить лампу, – холод вечера, чернота и высота.

Так они стояли, будто восковые фигуры в музейном зале, запоминая эту минуту.

– И все-таки, почему? – спросил он наконец, продолжая застегиваться. – Я довольно обычный. И в сравнении с Игорем…

– Потому что… много что. – Она помолчала и добавила в своей задумчивой манере: – Я чувствую себя последнее время очень плохо. Мне трудно делать вид, будто все хорошо. А у Игоря всегда на все одно лицо. Ему на все наплевать, и всегда было наплевать. Есть такая компьютерная игра: там нужно покупать разные компьютерные финтифлюшки, латы, мечи, за настоящие деньги. Он спускает на это ползарплаты. Мы каждый день ссоримся. И еще – у него есть другие женщины, кажется.

– А… значит, месть, – сказал Павел, пытаясь не выдать разочарования.

– Не только. Не знаю. Ты серьезный, взрослый… Надежный. Не знаю почему. Просто, наверное, такое время, что тебе надо быть в моей жизни. До этого у меня никого не было, и даже в мыслях. Я считала себя выше. А почему я?

– Не знаю. – Он подумал. – Просто всегда хочется смотреть на тебя.

Анна кивнула, помолчала.

– В тебе вот это тоже хорошее… Что ты умеешь смотреть. Смотреть и молчать, – сказала она, глядя в стекло. – И у тебя добрые глаза.

Так они стояли, и он, повернувшись и заключив ее в объятья, тихо гладил ее по спине.

Месяц назад Павел с женой начали посещать курсы хастла. Танцевали зимой, по субботам, в холодном зале бывшего детского сада; теперь здесь сдавались помещения.

Общество подобралось разномастное. Было много профессионалов, много хорошо и не впервой двигающихся пар, много и просто новичков, пришедших впервые, обычных и безликих. В целом они двое не очень-то выделялись на общем фоне, не были хуже других, и постепенно Павел успокоился. Люба же была счастлива уже от того, что по команде инструкторов совершает слаженные движения вместе со всеми. Смены рук, поддержки, развороты.

На очередном занятии появилась новая пара. Парень – длинноволосый герой-одиночка, дитя природы – усаживался по-турецки прямо на пол, с видом независимым и дерзким, и глотал воду из бутылки, точно прибыл прямиком из Сахары. Передвигался модной, изломанной, ворчливой походкой. Миндалевидные глаза смотрели из-под выгоревшей челки как рыси из зарослей тальника.

Его подруга была похожа на породистую лошадку, античную гречанку – вся из наструненных жил. Стройные, мускулистые ноги, балетные, с выраженной ключицей плечи, тонко прорисованные шейные мышцы. Когда она улыбалась, у нее изящно напрягалась шея и становились видны бьющиеся под смуглой кожей голубые ручейки крови.

Они выглядели как искусно выточенные механические фигурки в часах: отъединенные от мира, созданные друг для друга, ни в ком не нуждающиеся.

– Какие красивые! – с восхищением и завистью сказала Люба. – Хочу познакомиться с ними.

– Красотка Нона, Леди совершенство, – съязвил Павел. – Летает на зонтике, ездит в тыкве на мышах… – хотя ему тоже понравилась девушка.

Из раздевалки Люба вышла уже с новой знакомой. Ее звали Анной, ее мужа – Игорем. Одеваясь в холле, Павел смотрел в зеркало, как он подает ей дубленку, отороченную серебристым мехом. Сам Игорь был одет легко – в черную кожанку, кроссовки и джинсы, без шапки. Учитывая декабрьский мороз, вероятно, при колесах. Да и вряд ли такая девушка могла избрать в кавалеры безлошадника, подумал он.

– Да, так приятно, что мы знакомы теперь, – говорила Анна, застегиваясь и завязывая пушистый пояс. Апельсиновая дубленка шла к ее бархатным глазам и нежной смуглой коже. – Один из плюсов таких курсов, что знакомишься с новыми лицами.

Она говорила вдумчиво, негромким грудным голосом.

– Вроде у риэлтора нет недостатка в новых лицах? – пошутила Люба.

– Да и Игорь работает в парке, инструктором… Но я про интересных людей, – выделила Анна и посмотрела на них. Ей было свойственно сказать, подумать и потом добавить что-то.

– Вы инструктор? – Павел обернулся к Игорю.

Игорь натянул тетиву невидимого лука и улыбнулся.

– Приходите в парк. Море живых мишеней.

– Ну перестань, – сказала Анна, обнимая мужа. – Он не такой, каким хочет казаться. Он закончил на юриста.

– Красивая пара, – сказала Люба Павлу, когда на выходе они с новыми знакомыми разошлись в разные стороны. – И видно, что любят друг друга. Они пять лет женаты.

Павел был человеком ума, на брак по любви не ставил и к тридцати, нагулявшись, выбрал в жены Любу, чтобы воспитать в себе простое хорошее чувство и вместе растить детей.

Это был подходящий дичок для прививки – младше Павла на пять лет, худенькая блондинка с бирюзовыми глазами, работница банка. В детстве она мечтала быть мультипликатором, любила пародировать и дурачиться, и он решил, что с ней никогда не будет скучно. Вдобавок он посчитал, что полученная Любой техническая специальность поспособствует их сближению через понимание того, чем он занимается. Он работал научным сотрудником в конструкторском бюро и был на хорошем счету.

Она любила его, как младшая старшего, и принимала жизнь в границах, очерченных им: почти полный отказ от алкоголя, путешествия в горы, активный отдых.

– Надо пробовать новое, меняться, – убеждал он ее, посмеиваясь, завязывая ей ролики на набережной. – Только так можно быть живыми.

– Или танцы, или никаких совместных лыж, – сказала она, разбив колено.

И Павел согласился.

Танцевать он никогда не любил и не умел, втайне боялся насмешливых взглядов и теперь, садясь на скамейку, обводил всех наблюдательными глазами в поисках изъянов. Вот маленькая, но крепкая инструкторша с двумя русыми хвостами на розовой резинке и в розовых гетрах. Ее коллега-кавалер, деланный под латиноса, в лимонном батнике и черных свободных брюках – выше ее на голову, поэтому очень удобно вращать ее, подхватывать в прогибе, проводить нижние и верхние смены рук. Вот одна под сорок – худая узкая графинька в строгой длинной юбке, танцующая с агрессивным краснолицым пузаном в блестящих туфлях. Девушка-диплодок с печальными глазами – начинается сверху изящно и тонко, а внизу толстая. Вот Леша Красин, кучерявый толстяк, перемещающийся на комковатых ногах походкой мультяшного снеговика – добросердечный, неуклюжий, совершенно безнадежный танцор.

Глядя на него, прыскала Люба. Отворачивались к стене инструкторы. Даже деликатная, воспитанная Анна не могла удержаться при взгляде на его выкрутасы. Смеялась она приятным глубоким смехом, грудью беря дыхание, и прикрывалась смущенно ладошкой, смотря вниз.

То, что Павел чувствовал, когда видел ее, отказывалось называться определенным словом. Мало связанное с головой, но и мало связанное с телом, это было какое-то зрительное поглощение, эстетическое пиршество. Ему постоянно хотелось смотреть на нее. На то, как Анна выгибает спину, как склоняет шею, грациозно приседает и улыбается; как блестят ее ровные голубоватые зубы. Видимое биение ее пульса под челюстью гипнотизировало его; когда она становилась ему в пару, он смущался, и те движения, которые давались ему легко, становилось выполнить невозможно. Она двигалась с приятной податливостью где-то отдаленно, невесомо, как бы вовсе без него, без его помощи, улыбаясь приветливой, но отстраненной улыбкой, к которой был приучены фигурные губы.