Иллюстратор: Сирена Селена

В оформлении обложки взяты изображения с www.shutterstock.com по стандартной лицензии.

Кайл Капарэлли два года уже жил в Норингии под Фолчестером, где решил обосноваться принц Шерисии Вильям Тунийский и его молодая жена, кузина короля Норингии Лиана Редкафф. Лиана оказалась очень приятной герцогиней с достаточно большим влиянием при дворе. Вильяму понадобилось больше года, чтобы завоевать сердце герцогини. И хотя брак был договорным, он стал счастливейшим из всех представителей королевской династии Шерисии, кто женился не по любви, а по долгу и положению, но при этом искренне полюбил свою супругу. А в последнем факте сомневаться не приходилось, потому что с момента, как Вильям узнал о беременности Лианы, он и вовсе бросил все государственные дела и целыми днями носился по замку за своей женой, предлагая ей что-нибудь поесть или просто полежать. Дошло до смешного: герцогиня стала прятаться от назойливого супруга.

Аппарат управления в Норингии существенно отличался от шерисского. Если на родине главным законодателем были царствующая особа и его семья, а слово короля не обсуждалось, то у страны-соседа с большим количеством лесов и болот главным законодательным органом внутренней политики государства была королевская палата. Она состояла из двадцати человек – самых близких и доверенных друзей короля и представителей знатных родов. Сам же король Норберт занимался внешней политикой и чаще бывал в разъездах, чем в своей собственной стране. Кайл быстро оценил все плюсы и минусы аппарата управления Норингией: с одной стороны, король имел достаточно много времени на свои собственные дела и желания, мог месяцами не появляться на территории Норингии, а управление страной при этом оставалось в надёжных руках. Каждый законопроект выносился на обсуждение в королевскую палату и принимался только при абсолютном большинстве голосов. При таком раскладе подкупить, запугать или иным способом надавить на более чем десяток голосов высокопоставленных личностей было практически невозможно.

Вильяма Тунийского на правах супруга герцогини включили в королевскую палату Норингии. Он первое время активно занимался делами, но как оказалось, будучи единственным голосом из пары десятков, его часто не слушали, и большинство членов палаты решало по-своему. Это была не Шерисия, где он являлся наследным принцем короля Валериана, и его беспрекословно слушались. Любое предложение необходимо было оформить в письменной форме, предупредить палату, походатайствовать у главного секретаря о назначении даты для обсуждения закона, и лишь после этого представить своё предложение влиятельным аристократам. При этом многие из них относились к своим обязанностям спустя рукава, и проводить какие бы то ни было реформы не хотели. Надежды короля Валериана Тунийского на то, что его сын может повлиять на внутреннюю политику Норингии, разбились о суровые реалии. Он плохо себе представлял аппарат управления страной-соседом и, отправляя своего сына в Норингию, даже подумать не мог о том, что вся власть в стране при действующем короле сосредоточена по сути у палаты аристократов.

Как оказалось, в стране вечных болот и лесов даже официальной столицы не было. Если в Шерисии самым крупным и в действительности единственным настоящим городом был Алишер, а все остальные – деревни, то в Норингии было целых пять крупнейших городов: Хьюдерсфилд, Сэтхем, Стоун, Фьёрд и Фолчестер. И даже главного королевского дворца, как такового, не имелось. Король Норберт любил путешествия и имел замки или дворцы в каждом из пяти самых крупных городов. Опять же, и тут Капарэлли увидел большое преимущество: если захочет кто совершить покушение на короля, то ему вначале надо будет выяснить, где король сейчас остановился.

Грэт Кайл Капарэлли, как близкий друг принца Вильяма, решил задержаться в этой стране. Его друг детства Теодор Пелигрини тоже остался в Норингии. Кайл подозревал, что Тео догадался об их с Кейлиной договоре и тоже ждёт её. Большую часть свиты Вильям отослал обратно в Шерисию, так как хотя номинально эти грэты и являлись шерисскими дипломатами, фактически делать им в Норингии было нечего.

Кайл каждый вечер выходил на балкон замка и пытался мысленно связаться со своей сестрой. Внутренние ощущения ему говорили о том, что близняшка жива. Но это было всё, что он мог почувствовать. Вопреки всем договорённостям с предводителем Гильдии Пиратов, спустя два месяца после расставания в «Солёном берегу» Торнадо или другой пиратский корабль так и не появились ни в порту Стоуна, ни Сэтхема. Кайл несколько раз ездил в эти города и лично расспрашивал таможенников в портах о торговых кораблях, которые швартовались у берегов Норингии, но ни разу никто ничего не слышал о синеволосой девушке и ручном хорьке, меняющем цвет меха.

Первые месяцы он хорошо чувствовал эмоции Кейлины, и иногда он даже казалась, что она думает о нём и пытается что-то сообщить. Большую часть времени он ощущал её радость, временами даже восторг и совершенно не волновался за неё. Однажды по внутренней волне он почувствовал её сильнейший испуг, за которым следовало какое-то странное смешанное чувство, похожее на разочарование и даже печаль. Кайл в тот же вечер отправил сестре письмо с вопросом, всё ли с ней в порядке и получил краткий ответ, что да, всё хорошо, и Торнадо уже движется к Норингии, будут примерно через месяц в одном из морских портов страны с суровым климатом. Это письмо было последней весточкой, которую получил Кайл, а спустя ещё несколько дней связь с сестрой неожиданно как будто оборвалась. Письма с магической пылью больше не доходили до близняшки, да и отклика по эмоциональной связи не было.

Теодор вызвался сопровождать Кайла в таких поездках и ни о чём не расспрашивал. К тому же друг детства всё это время учил грэта Капарэлли скидывать излишки магии в артефакт-накопитель. Кайл не забросил идею, которую обсуждал в своё время с гением-изобретателем Эриком. Он хотел создать такой же сильный артефакт, какой сделал Тео для Кейлы, но со своей родовой магией распознавания лжи и иллюзий. Поначалу получалось неловко и неумело, Кайл всё никак не мог рассчитать остатки своего резерва. Однажды он даже перестарался и слил слишком много магии в пуговицу, после чего на три дня слёг с температурой. И это несмотря на то, что в принципе за свою жизнь почти не болел. Но со временем Кайл всё лучше и лучше стал чувствовать свой магический резерв и отдавать ровно столько, чтобы не навредить себе. А пуговицу в качестве артефакта Кайл выбрал случайно, ещё в горах на перевале. Под рукой ничего не было, когда Тео любезно согласился показать, как передавать магию в объект, и пуговица на рукаве камзола показалась неплохим временным вариантом для тренировок. Но, как известно, нет ничего более постоянного, чем временное.

Голову также не покидали мысли о ещё одной нимфе – грэтте Нонне Капарэлли. Кайл несколько раз порывался написать ей после разговора со Златаном на перевале, но так и не решился, так как не знал, с чего начать письмо. Отношения лучше выяснять при личной встрече. Да и каким-то немыслимым образом, несмотря на его кровь нимфы по материнской линии, которая, безусловно, передалась Кайлу, Нонна уже трижды говорила ему «нет». Когда он был подростком, она не воспринимала его всерьез, а в его двадцать один год Нонна просто рассталась с ним, не объясняя причин. Два года назад после короткой встречи в винограднике, почти сразу перешедшей в горизонтальную плоскость, они так и не поговорили. До самого отъезда Кайла из Шерисии Нонна избегала встреч тэт-а-тэт с грэтом Капарэлли. После разговора со Златаном на границе двух государств Кайл понимал, что у нимфы не было никакой интрижки с отчимом, и многое он просто не так понял. Но с другой стороны, за все годы странных отношений между ним и девушкой, когда они то сходились, то внезапно расходились, Нонна так и не забеременела. Кайл был сыном нимфы, а потому никогда не предохранялся. Ведь нимфа может завести ребёнка лишь от того мужчины, которого полюбит всем сердцем. Опытным путём Кайл выяснил, что и на него это правило распространяется. Ни одна из его женщин, коих у него было много, не забеременела. «А сама Нонна – нимфа, соответственно тоже не предохраняется. Ей-то это не зачем. Но, выходит, если за все эти годы она так и не забеременела, значит, ничего более симпатии она ко мне не испытывает». А вот последний вывод отчего-то неприятно царапал душу.