Тепло холодной весны

- Арамеева, а ну-ка, иди сюда, золотая моя! - прогремел на всю редакцию районной газеты "Теменские вести" голос нашего "главВреда" Морозова.

Обычно такое начало дня ничего хорошего не предвещало. Я с сожалением оторвалась от ноутбука, на котором набирала статью о стихийной свалкае в лесу, и неохотно поплелась на зов.

Родион Васильевич с угрюмым видом сидел за столом и вычитывал полосы перед отправкой газеты.

- Добрый день, вызывали?

- Вызывали, - передразнил начальник, - проходи, изучай.

На стол плюхнулись два тонких белых конверта с официальными печатями, адресованные на моё имя. Взяла первый и удивилась:

- Из миграционной службы. Что это?

- Депортируют тебя обратно в Питер, Лизавета, достала ты тут всех! Меня так точно, - серьёзно заявил Морозов.

Я бросила в его сторону недоверчивый взгляд, вскрыла письмо, прочла и снова удивлённо ахнула:

- Меня извещают, что семье Золоторёвых, наконец, выданы документы!

На втором конверте стояла печать районной администрации, а в официальном бланке было всего несколько слов, заставивших завизжать от радости и броситься обнимать недовольного Морозова.

- Родион Васильевич, им квартиру дают! Четырёхкомнатную!

- Вот малахольная, чего орёшь? Не тебе же! - почти миролюбиво проворчал начальник и ловко вывернулся из рук.

Суровые теменские мужчины обниматься не любят - пора бы мне это уже усвоить.

- У меня нет пятерых детей и больной бабушки, а их хатёнка скоро совсем развалится, как там вообще жить можно?! Только почему все эти бумаги мне адресованы?

- Действительно, почему? Это же не ты тут писала душераздирающие статьи о несчастной судьбе детишек и полупарализованной старушки, ютящихся чуть ли не в сарае. Не ты Ставропольское телевидение притащила и грозилась наслать на местные власти программу "Человек и закон"! Знаешь, сколько всего мне пришлось выслушать от утомлённых твоим бурным энтузиазмом чиновников?!

Я вздохнула и потупилась, изображая раскаяние, которого не чувствовала. С тех пор как вместе с представителями органов опеки впервые отправилась в рейд по неблагополучным и нуждающимся семьям, я больше не задавалась вопросом, чем хочу заниматься. Ответ нашёлся сам.

Возможно, из-за детских воспоминаний Вики Соболевой, которые отпечатались в моём сознании яркими, наполненными едкой горечью моментами, я не могла воспринимать проблемы детей, не живущих, а выживающих рядом с пьющими и просто равнодушными к их потребностям родителями, как нечто далёкое и незначительное. Хотелось помочь каждому малышу и подростку не утонуть в застоявшемся болоте социального неблагополучия, поглотившем их родственников, и найти свой путь в жизни.

Вместе с опекой и социальными педагогами я активно включилась в работу с такими семьями - писала тематические материалы в газету и письма в различные вышестоящие инстанции, помогала собирать благотворительную помощь и вещи для малоимущих, по выходным на правах волонтёра иногда работала в детском приюте "Оазис" и всё чаще испытывала чувство разочарования и опустошённости, потому что стену апатии и равнодушия граждан, привыкших смотреть на мир сквозь дымку алкоголя, невозможно было разрушить. Да что там, даже просто достучаться не всегда получалось.

Порой детей приходилось забирать из такой семьи в приют на несколько месяцев, дав родителям время реабилитироваться: пройти лечение у нарколога, найти работу и привести жильё в порядок. К сожалению, эти условия выполняли далеко не все, сделав выбор отнюдь не в пользу сыновей и дочерей...

У Золоторёвых была другая ситуация. Мария - мать одиночка, воспитывающая пятерых детей и ухаживающая за больной матерью, потеряла документы. Восстановить их сразу не получилось из-за того, что свидетельства о рождении, как и паспорта, изначально выдавались в другом городе. В итоге из-за бюрократических проволочек Золоторёвых не включили в программу переселения из ветхого жилья в прошлом году, и почему-то не запланировали переселить в текущем, хотя их дом по заключению экспертов находился в аварийном состоянии. Потребовалось несколько запросов в администрацию и миграционную службу, серия публикаций в газете и привлечение краевого телеканала, чтобы дело, наконец, сдвинулось с мёртвой точки.

- Но вы же пустили эти материалы в печать, значит, были согласны с моими доводами. Мы ведь должны помогать людям.

- Смотря в чём. Золоторёвы, Лиза, это безобидная лирика. Я бы тебя за них даже похвалил, если бы ты на этом остановилась. Но тебе, видимо, лирики оказалось мало, решила меня в экшен втравить? - закончил Морозов угрожающе. Суровый взгляд серых глаз полностью соответствовал тону собеседника.

- В каком смысле? - я невольно поёжилась, не понимая, к чему он клонит.

- Садись, - Морозов мрачно кивнул на кресло напротив. - Разговор у нас будет долгим.

Ох, не к добру это! Не скрывая тревоги, присела на краешек кресла и рискнула спросить прямо:

- Родион Васильевич, что случилось?

- Имя Геннадий Дорохин - тебе о чём-нибудь говорит? Уважаемый человек. Владелец торговых центров и спортивных комплексов, крупный бизнесмен и щедрый благотворитель - детским домам, больницам и школам помогает. Какого чёрта ты к нему прицепилась?!

Теперь настала моя очередь мрачнеть, вспомнив невысокого коренастого шатена, лет сорока пяти с тяжёлым взглядом и фальшивой улыбкой, у которого я однажды брала интервью. Больше всего мне запомнилась его красивая молодая супруга, принёсшая нам кофе, точнее её странная реакция на спокойное замечание мужа о том, что его напиток получился недостаточно крепким. Услышав эту фразу, женщина вдруг резко побледнела и чуть ли не затряслась, сильно меня удивив. Причину такого поведения я поняла лишь неделю назад.

- Людям помогает, а жену с сыном бьёт!

- Какие громкие слова! - Морозов болезненно поморщился. - У тебя доказательства есть? Свидетели имеются? Хотя бы один? Нет! Так что полегче на поворотах, девочка. Неприятности нам не нужны.

- Вообще-то свидетели есть. Помните, я готовила материал об учительнице математике, занявшей первое место в краевом конкурсе. Так вот, когда я вошла в класс, лично слышала, как сын Дорохина умолял её не ставить двойку, потому что папа побьёт. Он плакал и был напуган. Мне школьный психолог потом рассказала, что они с медсестрой осмотрели мальчика и обнаружили синяки на его ногах и ягодицах!

Главный редактор продолжал кривиться и хмуриться, словно жевал нечто очень горько-кислое.

- И много синяков было?

- Нет, а какая разница?

- Большая. У нас шлёпнуть ребёнка по попе в воспитательных целях - это не преступление, а обычное дело.

На меня никто из родителей руку никогда не поднимал и подобное заявление искренне возмутило.

- До синяков?! Ничего себе воспитание! Это самое настоящее избиение!

- А ну-ка, тихо, раскудахталась тут! - холодно осадил Морозов. - Эмоций много, а логики ноль. Факт побоев где-нибудь зафиксирован? Нет! Кто-нибудь из школы согласен дать показания в суде?

- Ну... не знаю, - я замялась, вспомнив, как испуганно заохала психолог Арина Васильевна в ответ на моё предложение обратиться в органы опеки и написать материал в газету, а потом безапелляционно заявила, что сначала нужно поговорить с родителями ребёнка и попытаться решить проблему без огласки.

- Зато я знаю - нет! Эту историю давно замяли, только ты всё никак не успокоишься! Мамаша заверила общественность в лице директора школы, что сын просто упал с лестницы - у них, видишь ли, двухэтажный особняк.

- Врёт она! - возмутилась я, вспомнив недавнюю встречу с этой женщиной. - А у самой тоже синяки на плечах и руках. Какая-то очень скользкая у них лестница!