От автора

Дорогие друзья!

Как радостно, что вы держите в руках уже вторую мою книгу с былицами! Значит, вам полюбились герои первой: мудрая староста Павлина Куприяновна, Бестолковая Танька, волшебная Радужка, добрая Маруся Коза со своими козлятами, живые Мишка с Мурашкой и другие. Все они мне, как любимые друзья и товарищи стали! В этой книжице вы прочтете продолжения про некоторых из них, ну а с иными я познакомлю вас впервые, и буду надеяться, что они вам тоже полюбятся. Часто читатели, взрослые и малые, просят меня написать продолжение про запомнившихся им героев, я им все отвечаю: не от меня это, к сожалению, зависит, друзья. Эти добрые молодцы и девицы, будто жившие наяву, сами, когда считают нужным, вдруг нашептывают мне на ушко про свои забавные похождения, встречи знаковые да дела сказочные, от которых тепло и легко на душе становится. А все почему? Да по тому, что все эти былицы про нас с вами, про дом наш общий, про родных любимых, про родину широкую и необъятную и про любовь. Приятного чтива и добренького здоровья!

«Деревенька»

Жила-была одна деревенька. Не большая, не маленькая да хорошая. И люди в ней жили не плохие – добрые, но со своими причудами, как везде по Земле-матушке, которая каждому раздаёт по справедливости, а уж как распорядиться и где применить сам человек решает: по уму али по глупости.

Дворов двести в той деревеньке стояло, а может четыреста, хотя, может показаться, и все восемьсот – никто не считал, но каждый из соседей друг друга знал вдоль и поперёк со всеми достоинствами и недостатками, привычками и причудами, хозяйством, фамилией и скарбом.

Порой люди сами о себе многое чего не знали, но соседи всегда рядом, всегда под рукой, чтоб разъяснить что к чему. По такому случаю каждому прозвище давали – традиция такая водилась,– что не в бровь, а в глаз; сразу все понятным делало – с кем дело имеешь.

Вот скажем, Пашка Кулак. Был Павел – мальчишка-пацан, а взял и женился на вдове с двумя детьми поперёк родительского и соседского мнения. И только хотело общество бучу поднять, а он им раз – кулак. Смотри, что пацан, "молоко на губах ещё не обсохло", а в миг – мужчиной осел. Все примолкли, с тех пор Пашу Кулака уважают, стороной обходят. Знают, самостоятельный он, сплетням и инсинуациям не поддающийся.

А ещё, от чего в деревне порядок водился – от того, что староста в ней стоумовый жил. Кронид Егорыч Курдюмов.

Однажды пришло в голову его наимудрейшую Книгу Дворовую Путевую завести про всех и вся, куда он добросовестно пометки делал про каждого. Судил не по словам, а по поступкам.

Делилась книга на две части: черный список, как водится, и светлый.

Вот уже тридцать лет, а может все пятьдесят вел. Роптали некоторые, просили книгу истребить, ибо однажды попав в чёрной список Кронида Егорыча, другие жители переставали доверять такому человеку: в долг не давали, на поруки не брали, замуж или жениться старались сторониться.

Сам староста не раз думал про своё изобретение, мыслил так: родившись дураком, ещё не факт, что дурно проживешь свой век, коли сердце доброе и открытое. А вот если ума-разума не хватает с другими людьми по-хорошему жить, – хоть "семь пядей во лбу" имей – все без толку! Не выйдет из тебя ни верного мужа, ни доброй жены, ни соседа дружного.

Многие радовались мудрости уважаемого и часто к нему за советом приходили: мол, что может сказать о том или ином человеке, какую рекомендацию дать.

Однако заметил Кронид Егорыч, что в дом его из всей деревни одни и те же ходоки ходят. Кто за чем. В основном, пожаловаться и накляузничать на ближнего своего – этим любили бабы заниматься; другие за всякой малостью приходили: поговорить, душу отвести, на молодежь посетовать, – этим старики и бездельники в основном баловались, будто работы в поле или в доме мало. Основной же причиной визита становилось страшное происшествие – беда или напасть какая.

Видимо поэтому за всю свою карьеру Кронид Егорыч никогда не переизбирался. Не было в селе других смельчаков, или как в народе шутят, – дураков, которые могли вот так среди ночи, себя позабыв, бежать вызволять односельчан: нож из руки мужа дурного вынимать, самоубийцу из петли вытаскивать, драки разнимать, усмирять и призывать к порядку стойбище свое кровно-родовое. От того прозвали его Тараном. Ибо был он большой и солидный, на таран брал всех, кто смуту наводил, не смотрел ни на возраст, ни на положение. Был суров, но справедлив. Уважали Тарана и побаивались, даже те, кто паутину за спиной паучью плел. Порой Кронид Петрович в острастку всех жалобщиков, приставал да сплетников выселял из деревни, чтобы россказнями своими бестолковыми другим не мешали жизнь свою ровно строить. Ну а с придумкой Книги Дворовой Путевой поубавилось досаждающих и зудящих нахлебников. Как прознали все непутевые, что можно вовек потерять имя и доверие свое, так жалобы и прекратились. И настал мирный век, когда каждый друг другу – добрый сосед да родственник, а во главе мудрый муж, всем пример и заступник.

За долгую память свою уверовал староста, что если уж не в ту графу попал глупый человек, – редко когда в другую перепрыгнуть случалось. Если вор, то хоть руку отруби – а будет воровать подлюка. Уж если изменил одной, пусть не ждет другая верности до гроба, рано или поздно натура свое возьмет. Уж если уродилась дура-дурой – тут хоть кол на голове чеши, а ни приданное, ни внешность не помогут, испортит девка и себе и другому жизнь. Хотя случались и исключения из правил. Таких Кронид Егорыч особым знаком отмечал и долго присматривался, от чего это судьба путь сменила. Видимо поэтому книгу свою «Путевой» назвал.

Да вот не задача случилась с книгами-то и мировым порядком, когда век самого Тарана к концу подошел. Некому стало уклад благоустроенный в деревне хранить.

Но, как известно, свято место пусто не бывает. Посовещался люд из глав семейств больших и пришли все к выводу, что лучше, чем супруга уважаемого почтившего Кронида Егорыча – Павлина Куприяновна Курдюмова, никто не сможет добро продолжить дело старосты. И с низким поклоном и большим почтением просили ее взять бразды правления в руки свои хозяйственные. Знали все, что была она заглавной помощницей, мудрой советчицей, «правой рукой» своего супруга. Да и для вдовы, что сама на дерево древнее похожее с корнями мощными и сильными, такой ураган, как смерть любимого мужа, пережить без дела не суждено было б. Вырвало бы из потока жизни, как сметает самых крепких, кто прогибаться не умеет.

Так и стала Павлина Куприяновна первой женщиной-старостой в деревне. Завидев ее на улице, в пояс кланялись и большие, и малые; прибегали в ноги плакаться и советы спрашивали по разным житейским делам. И хотя строга была, на слово резкая бывала, взглядом сурова, знали все, что добрая и душевная женщина она, подстать сердцу своему большому, в которое вся деревня умещалась вместе со скотом и пожитками. За всех болела, переживала тайком, помогала и способствовала, последнюю рубаху не жалея. Верно тем и расслабила общество, ибо с ее приходом разомлели некоторые. Давала слабину Павлина Куприяновна – не карала, когда требовалось с плеча рубить, не выдворяла – когда надобилось. По-женски давала еще разок исправиться. Порой зазря…

Вот на ее веку и произошла та былица, о какой сказ ведется.

Ну а как в сказках водится, – малость мы ее приукрасили. Не без этого. Приятного чтения вам, друзья!

***

Посередине деревеньки стояло три домика. В свои года золотые пшеничные цвели сады и колыхалась густая нива в полях, рождались дети, праздновались именины, гостей была полная светелка. Дружили меж собой хозяева, обменивались объятиями да подарками, помогали чем могли и каждый день здоровались. И на счастье у всех троих по дочери народилось. Мечтали счастливые родители, что дети так же дружбу меж собой продолжат. И не прогадали.