Ударенный.

Не знаю, что его ударило так сильно — судьба ли, злые ли люди или собственные грехи — но я захотел забрать его себе, как только увидел, и мне было все равно, какая вина лежала на этом светлом.

Конечно же я знал, что надо сделать, чтобы снять печать отверженности — надо было всего лишь принять светлого в род. Но кто позволил бы мне это? Не подумайте, что я из этих древних засранцев, у кого в роду существуют не только старшие, младшие, но и “слуги рода” и даже “рабы рода”. Если бы это было так, я не надрывался бы на работе во время учебы. Да и учился бы не в занюханном техническом колледже, а, например, в Императорском Университете… Но тем не менее, я как наяву видел реакцию родичей на опустившегося светлого.

Поэтому я пошел окружным путем: сфотографировал светлого тайком, выбрав наилучший разворот, и разослал снимок с припиской: “мой будущий младший, прошу любить и жаловать”.

Ответы пришли почти мгновенно:

“Что за убожество, раздери тебя светлые?” — это дядя, герой войны, как можно заметить.

“Очередной прелестник легкого поведения?” — сестричка. Хм, не так-то она и хорошо разбирается в прелестниках, как я полагал.

“Фу, убери быстро”, — мамочка.

“Что еще ждать от хаосита”, — дедушка.

“Ты хочешь разорвать сердце своей матери, бесчувственная скотина?!” — папочка.

“Как это убрать с экрана?!” — снова мамочка, судя по всему, впавшая в свойственную магам Тьмы истерику.

“Изгоню”, — это был вердикт бабушки, главы рода.

Мои темные родичи были не из тех, от кого можно скрыть суть удачным ракурсом.

Я со вздохом выключил разрывающийся от звонков и сообщений телефон и посмотрел на светлого. Тот сидел на бордюре и что-то беззвучно шептал, уставившись в никуда и поводя в воздухе подрагивающими пальцами. Ждал, пока я закончу ремонтировать его комбайн, и не знал еще, что принадлежит мне. Да, не в правилах магов Хаоса отступать, даже если весь мир против. Что решил, то и сделаю, не пускают спереди — продолблюсь сзади.

— До встречи, — сказал я светлому со значением, но тот не услышал.

А я рванул в колледж, посоветоваться с профессором истории. Вот и пригодился бесполезный предмет, ради этой встречи я даже пропустил свою любимую лекцию (о сопряжении стихий в двигателях внутреннего уничтожения).

Почтенного профессора мне удалось выловить в местной столовке — он, блаженно жмурясь, жевал мясной блинчик.

— Профессор Корин! У меня к вам важный вопрос, — я сел за его стол.

Профессор мученически закатил глаза, что-то невнятно пробормотав о наглых хаоситах. Я решил не обращать на это внимания.

— Мой друг попал в такую ситуацию, профессор…

— О, да, конечно же, ваш друг, — покивал тот.

Я сердито нахмурился — кажется, старикан надо мной насмехался.

— Продолжайте, молодой человек, так что же натворил ваш добрый друг, — поощрительно улыбнулся профессор, и в глазах его заклубилась Тьма.

— Так вот, он встретил очень милого юношу, но род моего друга отказывается принимать его избранника, — я замолчал и уставился на профессора.

— И? — поднял брови тот. — Что же мешает вам… то есть вашему другу жить со своим избранником в безнравственном разврате?

Я стиснул зубы, пытаясь справиться с раздраженным Хаосом, болезненно заворочавшемся у меня в груди. Чертов старикан меня специально провоцировал!

— Избранник моего друга — отверженный.

— Отверженный! — профессор покачал головой. — Поверьте мне, юноша, никогда не связывайтесь с подобными типами, и уж тем более не тащите их в род. Люди и судьба отвернулись от них не зря. Привести такого в свой дом — все равно что заразить его псевдожизнью. Мерзость!

Вот же советник непрошеный! Давить бы таких в колыбели. Я некоторое время медитировал, усмиряя ярость Хаоса.

— Я хочу снять печати, профессор, вы не подскажете, как это сделать? — мой голос звучал на диво спокойно, но профессор все равно гнусно заухмылялся, и Тьма потекла из него отчетливей.

Всем темным нравится наблюдать за полыхающими эмоциями других, однако профессор оказался особенно одаренным эмпатом — вон, аж дрожит от возбуждения, скотина. И это при том, что в эмоции хаосита невозможно проникнуть, только считать по внешнему всплеску энергии…

Вокруг нас стали собираться любопытствующие темные.

— Не стоит, поверьте, — ласково прожурчал профессор, — лучше осквернитесь со своим отверженным соитием, раз так не терпится. И забудьте его. Только после помойтесь тщательнее…

Ах, ты ж тварь! Эмоций моих жаждешь? Получишь сейчас. Чудовищным усилием воли я втянул в себя Хаос и заставил его трепетать, как будто теряя контроль. Тьма профессора жадно подалась следом. И тогда я отпустил свою стихию.

Прикосновение Хаоса не похоже на мягкие объятия Тьмы, оно несет боль и ярость, ярость и боль, терзающие любого хаосита с детства. Неудивительно, что не ожидавший подвоха профессор отшатнулся с жалобным вскриком. Темный вздумал играть со мной, ха! Может, он был и сильнее, но темные окружали меня всю жизнь, и уж за это время я успел изучить их поганые штучки. А вот ему вряд ли доводилось часто общаться с хаоситами — очень уж мы редкие (и ценные) твари. Так что в неожиданном столкновении почтенный профессор был мне не противник. Некоторое время мы сидели, не двигаясь, а потом я медленно отозвал Хаос.

— Печати снять легко, — бледно улыбнулся профессор. — Возьмете своего отверженного рабом рода. На это не требуется согласия старших.

— Рабом рода! Вы держите меня за аристократа?! — я с грохотом поднялся, и зрители ахнули, истекая Тьмой.

— Обычаи едины для всех, — выдохнул профессор, бледнея. — Это должно помочь, а если нет, то другого способа я не знаю.

Я взял себя в руки и даже вежливо поклонился:

— Спасибо за ваш добрый совет, профессор Корин.

Раб рода! Забавно. Что ж, скоро будет у меня раб. Осталось только убедить в этом светлого. И, кстати, выяснить его имя и адрес.

========== 3. ==========

— Наш светлый? — подняла бровь моя знакомая девочка из бухгалтерии. — Я его недавно у плановиков видела. А зачем он тебе?

— Очень надо, — подмигнул я ей и прижал руку к груди: — Спасибо, красавица.

— “Очень надо”, — передразнила она меня, смешливо морща нос. — Извращенец!

Я, смеясь, поспешил в отдел планирования.

Светлого я увидел сразу, как вышел из лифта: здоровенный ублюдок гонял файерболами небольшого (с табуретку) паука. Под сочувственные ахи и охи окружающих темных. Сочувствовали они, естественно, пауку, а болели за светлого. Иногда я не понимаю своих соплеменников настолько, что от раздражения хочется взять их за шеи и настучать хоть немного разума в их пустые темные головы.

Меж тем паук умудрился забиться в какую-то щель.

— Где эта богомерзкая тварь?! — гневно рявкнул светлый.

От его вопля Хаос во мне дернулся и яростно запульсировал.

— Вон там он скрывается, господин Эйтан, — наябедничал один из темных, прижимая одну руку к щеке, а другой указывая на щель с пауком. На глазах темного сверкали слезы сострадания. Вот же уродец!

Светлый зловеще прищурился, словно целился, а я окончательно взбесился, глядя на этих придурков:

— А ну оставь животное в покое, выродок!

— Эт-то ч-что? — процедил светлый, разворачиваясь, и по его ладоням побежали оранжевые язычки.

“Пламенный и хаосит”, — зашелестели темные в людоедском экстазе.

Пепел и Пламя! До меня внезапно дошло, что я только что наорал на очередного героя войны, типа моего дядюшки, только с другой стороны.

И в этот момент во мне пробудилась то ли память предков, то ли воспоминания о щедрых дядиных плюхах: я подскочил на месте и рванул в сторону лестницы. Остановился уже на первом этаже. Светлый (в отличие от дяди) не стал за мной гнаться. Боги, и как таких типов темная земля носит! Почему подобные выродки никогда не становятся отверженными, а живут среди нас, наслаждаясь вниманием моих безмозглых соплеменников?

— Как это, не тот светлый? — удивилась девочка из бухгалтерии. — У нас других нет.