Солнце светило так сильно, что скатерть на обеденном столе стала тёплой, а листья маленького апельсина, выращенного Лёлькой из косточки полгода назад, поникли и закрутились в толстые трубочки.

– Ты когда цветы поливала? – спросила мама, опустив половник в кастрюлю с супом. Суп пах отвратительно. По крайней мере так казалось Лёльке.

– Мам, – заныла она, не слушая вопрос. – Ты же знаешь, я рыбный суп ненавижу!

Мама тяжело вздохнула, но всё равно поставила перед дочерью полную тарелку.

– Ну, мам! – протянула Лёлька. – Я не могу!

– «Не могу» живёт на улице «не хочу», – ответила мама. – И кстати, Лёля, в десять лет девочки так за столом не разговаривают! Если тебе что-то не нравится, попроси положить поменьше. А то придёшь в гости и начнёшь ныть: то не люблю, от этого тошнит. Я с тобой от стыда сгорю!

– А если и в самом деле тошнит? – поинтересовался Егор, лениво опуская ложку в прозрачный бульон.

– И ты туда же? – возмутилась мама. – Ты же никогда против рыбы не возражал.

Егор подцепил со дна тарелки аккуратный кусочек сёмги и поднёс ко рту.

– А я и сейчас только за, – ответил он, проглотив рыбу. – Но если Лёльку тошнит?

– Да, мам, – обрадовалась Лёлька, не ожидавшая поддержки от брата. – Я вот глотаю, а оно назад просится!

– Что у тебя назад просится? – усмехнулась мама. – Суп? Или капризы, которые неплохо было бы держать при себе?

– Суп, конечно! – возмутилась Лёлька. – И вообще, мне Захарова вчера сказала, что есть суп негламурно.

– Не как? – поперхнулась мама.

Лёлька привстала и устроилась на стуле, поджав под себя ноги.

– Негламурно, – повторила она. – Ты что, не знала? Об этом во всех журналах для девушек пишут.

– Понятно, – кивнула мама. – И какие журналы для девушек мы читаем?

Лёлька слегка покраснела.

– Я – никакие. А Захарова берёту старшей сестры. Там знаешь сколько всего полезного? И как правильно одеваться, и диеты разные, и ещё это… Ну, как мальчишкам нравиться.

Егору надоело слушать Лёлькину болтовню. Тем более сегодня он хотел серьёзно поговорить с матерью. И лучше бы до прихода отца.

– Лёль, мы всё поняли, – перебил он сестру. – Гламурно питаться минералкой, желательно французской, и иногда позволять себе лист салата или горстку мюслей. Только учти, что ты от такой еды через неделю кони кинешь.

Мама округлила глаза, а Лёлька задумчиво посмотрела на брата:

– Какого коня?

Егор раздражённо пожал плечами:

– Какого надо, такого и коня. Помрёшь в смысле!

Лёлька насупилась и опустила голову, готовясь зареветь.

– Доченька, Егор прав, – вступила мама. – Диеты – это для взрослых толстых тёть.

А тебе ещё надо расти. Ты же хочешь стать красивой девушкой, а не полулысой замухрышкой с серыми зубами?

Лёлька испуганно кивнула.

– Значит, нужно питаться как следует. Например, в рыбе есть фосфор, а он очень-очень полезный!

Лёлька осторожно зачерпнула ложку супа и поднесла ко рту.

Мама улыбнулась и тоже принялась за еду.

Егор напрягся. Пожалуй, пора. Лучшего момента он вряд ли дождётся. Сейчас мама в хорошем настроении, значит, есть шанс договориться. А договориться надо было обязательно. Любой ценой.

– Мам, – заявил Егор, чувствуя, что обратного пути нет. – Я летом в Англию не поеду.

Это решение Егор принял две недели назад. Он понимал, что мама придёт в ужас, а отец просто скажет: «Вопрос не обсуждается». Отец всегда так говорил, если ему казалось, что сын капризничает или совершает явную глупость из-за упрямства. Но в том-то и дело, что сейчас упрямство было ни при чём. Абсолютно. Егор бы с удовольствием отправился в летнюю школу «Mill Hill School». В прошлом году, вернувшись оттуда, он всерьёз заявил, что хотел бы остаться в Лондоне навсегда. Но это было тогда. До гнусной истории, которая случилась в апреле и всё перевернула вверх дном.

Вспоминать об этом не хотелось, но и забыть Егор не мог. Ведь он дал слово, что в июле останется в городе. На самом-то деле ему безумно хотелось уехать. И не обязательно в Англию. Главное – подальше. И так, чтобы его не смогли найти.

Мама повернулась к Егору. Выражение её лица не предвещало ничего хорошего. Лёлька притаилась в углу и молча давилась супом. Она знала: если у мамы на лбу прорезались глубокие морщинки, губы стали почти белыми и тонкими, а глаза, наоборот, потемнели и расширились – дело серьёзное.

Егор смотрел на маму и молчал. Щёки его покраснели, уши тоже.

Мама аккуратно положила ложку на стол и поднялась.

– Егор, ты понимаешь, – начала она ледяным голосом, – что мы с отцом делаем всё возможное, чтобы вы с Лёлей получили приличное образование? Ты, наверное, не задумываешься, чего нам это стоит. А зря! Отец сидит в своей фирме с утра до ночи, а если не сидит, то мотается по всей стране. И далеко не всегда у него при этом есть возможность нормально выспаться или поесть. Он уже три года не был в отпуске. Ты это заметил?

Егор осторожно кивнул.

– А я? – продолжила мама, вцепившись пальцами в воротник блузки. – Ты думаешь, мне нравится сидеть в четырёх стенах? Ты полагаешь, мне не хочется вернуться на работу, где я могла бы общаться с интересными людьми, заниматься любимым делом? Но я остаюсь домохозяйкой, потому что вас надо отвозить в школу, а потом на английский, а потом Лёльку в художественную студию, а тебя на теннис.

– Меня не надо возить, – буркнул Егор. – Я и сам могу прекрасно добираться.

– Ах, сам? – усмехнулась мама. – В метро? А когда ты последний раз спускался в это самое метро? Особенно утром? Ты знаешь, какие там толпы на перроне? И никто не посмотрит, что ты ребёнок.

– Я уже не ребёнок. Мне двенадцать лет!

– Да, конечно! Ты взрослый состоявшийся человек. Но если тебя затопчут при входе на эскалатор…

– Не затопчут, у нас многие ребята ездят сами. И ничего – живы.

Разговор явно уходил не в ту сторону. Егор видел, что, пока мама в таком состоянии, убеждать её в чём бы то ни было бесполезно.

– Мам, ты извини, – выдавил он через силу. – Я совсем не это хотел сказать.

Мама убрала прядку, упавшую на лоб.

– Не это? А что?

Егор поёжился. Как бы ей объяснить, чтобы она поняла?

– Мам, я сказал, что не поеду в Англию, не потому, что не хочу учиться. Я просто не могу. Я слово дал.

Мама удивлённо подняла брови:

– Слово? Кому?

Егор открыл было рот, но ответить не успел. Из прихожей раздался протяжный писк домофона.

Мама молча вышла из кухни.

Лёлька сделала страшные глаза:

– Это, наверное, папа! Представляешь, что сейчас будет?

Егор раздражённо дёрнул плечом:

– Во-первых, для него ещё рано. Он часов в восемь обещал вернуться. А даже если и он? Ну и что?

– Мне-то ничего, – хмыкнула Лёлька.

– Мне тоже, – заявил Егор и уставился в окно.

У подъезда, на устроенной жителями дома маленькой парковке, машины отца не было. «Значит, позвонил кто-то другой», – решил Егор. Но он ошибся.

Через пару минут до ребят донёсся встревоженный голос матери.

– Представляешь, – сказала она. – Этот поросёнок отказывается ехать в Англию!

Отец ответил ей тихо, слов было не разобрать.

– То есть как – пусть? – возмутилась мама. – Ты хочешь сказать, что пускай сын коммерческого директора серьёзной фирмы проводит лето во дворе с хулиганами?

– А он уже не сын, – откликнулся отец.

Егор похолодел.

– В смысле, – поправился отец, – я больше не коммерческий директор. Я сегодня уволился.

– Ты что? – ошеломлённо переспросила мама.

– Я сегодня подал заявление об уходе с работы, – чётко выговаривая каждое слово, заявил отец. – И мне его подписали.