Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Виктор Форбэн

Тайна Жизни

Роман

Тайна жизни - pic01.png
Тайна жизни - pic02.png

Глава I.

На палубе парохода «Маршал Фош».

Ей опротивела тяжелая атмосфера салона, в который буря загнала пассажиров и продержала взаперти целых три дня; она расстегнула свое пальто, взбежала вверх по ступеням, чуточку поколебалась перед дверью, потом подняла воротник и, крепче завязав шарф, решительная и готовая пренебречь ледяным ветром, качкой и брызгами волн, вышла на палубу парохода, который кидало из стороны в сторону.

Воздух опьянил ее. Привыкшая с юности разбираться в точных научных фактах, она попыталась анализировать свое необъяснимое ощущение, но кровь билась в висках, и она опустилась на скамейку, отдаваясь мягкому опьяняющему воздуху.

— Как хорошо, мадемуазель, — сразу чувствуется, что мы сегодня ночью вошли в тропики.

Так поделилась с ней приятной новостью старая горничная, подававшая ей каждое утро в каюту первый завтрак.

— Неправда ли, мадемуазель, как хорошо выехать из Сен-Назера зимою и очутиться здесь в разгаре лета.

— Да, это приятный сюрприз, — согласилась путешественница и с улыбкой кивнула ей головой.

Улыбка не сходила с ее лица, но получила другое выражение: она, женщина науки, обязана неграмотной женщине объяснением причины своего недомогания, кроющейся в смене естественных явлений. Беспомощность парижанки перед такими простыми вещами ей показалась смешной. Она развязала шарф, расстегнула пальто и раскрыла книгу, лежавшую у нее на коленях.

Читать совершенно не хотелось. Под прояснившимся небом поднималась безбрежная темная зыбь, бешеные судороги бури сменились мягкой ритмичной волной, баюкавшей судно. Палуба оживилась. Пассажиры выходили из своих кают, в которых поспешно сменили зимние костюмы на летние. Некоторые из них, проходя мимо молодой девушки, почтительно и приветливо поднимали шляпы. Она с интересом прислушивалась к обрывкам разговоров.

— Недурна, что? Только несколько велика для меня...

— Красивая особа, но изображает из себя не то старую деву, не то учительницу...

— И совершенно недоступна, дорогой мой. Я нащупал почву — ледяная глыба.

Матросы натянули брезент над палубой, и опытные пассажиры объясняли новичкам:

— Мы, как видно, недалеко от Антильских островов!

— Да, теперь остерегайтесь солнечного удара!

Гонг позвонил к завтраку; все весело направились к лестницам, когда вдруг кто-то закричал:

— Пароход! Пароход!

В однообразном течении дальнего путешествия малейшее явление вырастает в событие. Пассажиры, точно банда школьников, бросились к перилам и жадно впились глазами в указанную точку. Девушка, поднявшаяся со скамьи, чтоб присоединиться к этой группе, уронила с колен книгу.

— Разрешите, мадам?

Молодой человек предупредительно поднял книгу. В ее благодарности прозвучала легкая насмешка, потому что она узнала в нем одного из собеседников, диалог которых долетел до нее. Он успел прочитать заглавие книжки и шутливо извинился.

— Это нескромно, но я узнал бы эту книгу на расстоянии в сто метров, по одной только ее обложке. Это — американское издание сочинения Осборна «Происхождение и Эволюция Жизни» — произведение, которое не часто увидишь на улице или на пароходе. Однако, на этом судне есть два экземпляра этой книги: мой и ваш. Неправда ли, любопытное совпадение?

— Совершенно верно.

— Можно мне, уж до конца оставаясь нескромным, прибавить еще один вопрос, единственный? Но, пожалуйста, не считайте себя обязанной...

— Говорите, — весело поощрила она.

— Видя эту книгу в ваших руках, я, кажется, логически могу заключить, что вы занимаетесь биологией.

— Это нетрудно угадать.

— Но это еще не тот вопрос, не настоящий. Я хотел бы знать...

Он не решался договорить, боясь сделать непростительный промах. Оба были почти одинакового роста и одинакового возраста — не больше двадцати пяти лет. Несмотря на открытую улыбку несколько полных, но хорошо очерченных губ, открывавших прекрасные зубы, спокойный взгляд ее серо-голубых глаз, прямо устремленных в его глаза, импонировали ему. Отступая от приготовленного вопроса и, подыскивая уловку, он погладил свои откинутые назад волосы и длинную шелковистую бородку и, наконец, решился.

— Я позволю себе спросить, мадам, — слышали ли вы когда-нибудь об острове Пьедрада?

Она даже не успела ответить. Изумление, которое он прочел в ее глазах, сказало ему все, и он весело одним духом проговорил:

— Так и есть! Вы, мадемуазель Алинь Ромэн, кандидат наук, лауреат Пастеровского института, дочь лаборанта в Коллеж де Франс и отправляетесь в качестве секретаря к одной таинственной особе, которая известна мне под именем доктора Шарль, живущего на пустынном острове настоящим Робинзоном. У нас имеется своя полиция, мадемуазель.

Она, смеясь, выслушала его тираду. Но во второй раз гонг ударил к завтраку, и она успела только сказать:

— Моя полиция не так хорошо организована, как ваша, но вы, конечно, лаборант, которого Дютайи разыскивал для доктора Шарля.

— Жюльен Мутэ, мадемуазель, ваш покорный слуга и будущий товарищ по одиночеству на острове Пьедрада! Да, Дютайи, бывший мой профессор и друг вашего покойного отца, пригласил меня... Проходите, мадемуазель.

И, спускаясь по лестнице, он сказал шутливо:

— Как жаль, что две недели путешествуя на одном пароходе мы глазели друг на друга, как две фарфоровые собачонки и познакомились только за два дня до приезда. Я вас принимал за англичанку, а вы?

— Я? — спросила она нерешительно, — я вас, пожалуй, принимала за артиста или художника.

— Вот это мило... но, тем не менее, мне очень жаль, что целых две недели я до отупения играл в карты с пассажирами. До свидания, мадемуазель, как жаль, что мы с вами не за одним столом. Мне о многом хочется вас расспросить. Этот доктор Шарль; я думаю, вы его знаете лично? Странный человек, кажется. Какой-то сумасшедший.

— Да, ведь, это гений!

— Опять промахнулся, — проговорил он с комическим смирением.

Она резко повернулась и заняла свое место, и он сразу почувствовал по ее страстному ответу, что уязвил ее так, как если б нанес личное оскорбление. Но беспечность южанина сейчас же взяла верх, и он, несколько раз взглядом поискав молодую девушку, отдался течению общего разговора, который постоянно оживлял своим пылким весельем. За дессертом Мутэ вдруг заметил, что Алинь исчезла и, наскоро выпив свою чашку кофе, он закурил и поднялся на палубу.

Под чистым жарко-голубым небом успокоенное море казалось прозрачно-зеленой пеленой, усыпанной здесь и там четками белых пузырьков. Перед глазами теперь расстилался беспредельный простор, освещенный знойным солнцем. Ничто, кроме беглых огоньков, поблескивавших на гребнях волн, не нарушало величавого однообразия картины.

— Какая подавляющая красота, — прошептал чей-то голос за спиной Алинь, облокотившейся на перила палубы. — Сколько смелости нужно поэту, чтобы приняться за такую картину!

Жюльен Мутэ имел такое странное обыкновение выражать свои мысли, что она не могла удержать улыбки. Он сейчас же воспользовался этим обстоятельством.

— Вы меня простили, мадемуазель? Я иногда, так вот, бросаю слова, не придавая им никакого значения. В общем, что я знаю о докторе Шарле? То, что до сих пор я прозябал в лицее Сен-Луи готовясь на докторскую степень, и что теперь могу расплатиться со своими долгами, получив жалованья за шесть месяцев вперед, плюс проезд в первом классе. Следовательно, должен считать, что доктор Шарль — лицо вполне симпатичное, но это ничуть не мешает мне иметь свое мнение о его работах.

— Эти работы дадут ему известность. Они перевернут наше мировоззрение. Они опрокинут всех идолов, и человечество будет знать одного единственного верховного и вечного бога — материю. Вот что я вам скажу о человеке, которого вы и другие принимаете за сумасшедшего.

1
{"b":"243200","o":1}